ЖЕМЧУГ
Она меня крестила,
И двери, и еду,
Мне помощи вложила,
Чтоб отвратить беду.
И этой же бескровной,
Морщинистой рукой
Дала мне веру, словно
Подарок дорогой.
В ладошки будто жемчуг
Упал с самих небес,
Согретый сердцем женским,
Омытый морем слез.
А я, неблагодарный,
Весь мир хотел обнять
И жемчуг, Богом данный,
На землю стал ронять.
Я пальцы растопырил,
Стремясь обнять весь мир.
Как пальцы дерзки были,
Как ум пытлив мой был!
Пытливый, дерзновенный
И легковерный ум
Изведал разной скверны,
От мудр и до рун.
Я верил в блеск созвездий
И в тайный строй планид –
Союз небесных бестий,
Богов-бесов синклит.
Я верил в биоритмы,
В гармонию имён
И в цифр смысл сокрытый,
Когда я был влюблён.
В любимых верил, будто
В каких-нибудь богов,
Не видя почему-то
Копытцев и рогов.
В прогресс и медицину
Я верил, а потом –
В науку Ибн Сины
Вникал с большим трудом.
Без жемчуга всё тщетно,
А многое – вранье,
Которое по свету
Разносит вороньё.
Воздел я руки к небу,
И в светлых облаках
Нащупал старый жемчуг,
И крепко сжал в руках.
Теперь его лелею
У сердца в кулаках.
Ничто мне не милее,
Чем истина в руках.
ЗАВЕТ ГАВРИИЛА
Бессмертный дух в крови, но это не кровь.
Похороните меня без гроба, в мантии.
Перед каждым, Богом рожденным человеком будьте со смирением, добротою и любовью.
Проходя мимо моей могилки, испросите прощение мне грешному. Прахом был я, в прах и возвратился.
Истина – в бессмертии духа.
Монах Гавриил (Ургебадзе)
Прахом пробывший
В прах возвратился,
Но бессмертен дух,
В нём ко всем любовь,
Доброта, смирение –
Вечная кровь.
Жар надежды – мантия,
Вечный твой покров.
Верность вере – храм,
Духа вечный кров.
В нём я хвалу воздам,
Восклицая вновь:
Отче, ты возвёл
Прочные храмы,
К солнцу истины
Тянутся стены.
В храме кровь твоя
Навечно сохранна.[1]
Что в крови у нас,
Тем мы и нетленны.
Отче Гавриил,
Близится тленье.
Только для того я
Времени жажду,
Чтобы мне и ближним
Во исцеленье
Вечного в крови и в храме
Был бы вздох мой каждый!
Даруй мне надежду
На исцеленье,
Твой покров надень
На день мой каждый.
Отче Гавриил,
Истина
В том, в чём
Смерти нет.
Отче, дай силы мне
Истинно
Исполнять
Твой завет.
ИАВНАНА
Мой цветочек,
Роза моя,
Баю, баю, баю.
Далеко ты!
Грозами я
Грёзы поливаю.
Под грозу ты
Разве уснёшь?
Баю, баю, баю.
Что вдали ты
Долго растёшь,
Грезя, забываю.
Там, где были
Корни твои,
Пустотой зияю.
Раздаётся
Эхом внутри
Баю, баю, баю.
Дух, что выдрал,
Корни твои,
Всё слабей, я знаю.
Имя Бога,
Будто удар,
Бьётся в каждом баю.
Расстоянья
Нет для любви.
Ты со мной, я знаю.
Мой цветочек,
Роза моя,
Баю, баю, баю.
ПЕРЕД ЧТЕНИЕМ
Господи,
Отверзи дверь
И дай мне внутрь войти.
Пламенем
Священный смысл
Слова освети.
Господи,
Отверзи очи
Сердца моего.
Жизнь вдохни
В реченье, что
Давно уже мертво.
Господи,
Отверзи уши
Совести моей.
Голос Твой
Позволь им слышать
Ближе и ясней.
В ПЛОТЬ ЕДИНУ
Будут двое в плоть едину:
Хост и цвет – в одну картину.
Тяготеет к пластилину
Пластилин. Притянет глину
Глиняная половина.
Чтобы плоть была едина,
Суть одна необходима:
То, что подлинно любимо,
В подполе души хранимо.
Скинь лукавую личину
И в душе зажги лучину.
Может глина пластилином
Или краска красной глиной
Притаиться. Суть едину
Искусив, ложись в картину.
Или липни к пластилину.
Иль к себе приделай глины,
Разглядев свои глубины.
Кто ты? Скинь свои личины.
В сути плоти двуедины.
ЛЮБОВЬ МИЛОСЕРДСТВУЕТ
Помнишь, в парковом кафе
Зимой от кофейка
И от книжки про любовь
Душа согрелась,
Преклонилась к просьбе
Озорного паренька:
«Не добавите
На пончик с кофе мелочь?»
Благодушию
Как благодетельностью стать?
Как душе
Умилосердиться над ближним?
Долг свой милостынькой,
Или времечком отдать,
Или книжками
Об истинном и вышнем,
Или просто
После утомительного дня
Поданным радушно
Кофейку стаканом?
Прирастает каждый день
Крупицами земля,
Милость корешками
Прорастает в малом.
КОСМИЧЕСКАЯ ПЫЛЬ
Как ничтожны твои сомнения,
Как ничтожны твои страдания
По сравнению с тем, что было,
По сравнению с тем, что будет.
Посмотри на холодные звёзды,
Вспомни тех, кто смотрел
На них раньше,
Неумелые их рисунки,
Их заботы, печали и скорби,
Шкуры, скалы, ножи и стоны.
И тот день, когда вспыхнут
Все звёзды
И огнём упадут на Землю,
Не жалея людей, успевших
Загадать лишь одно желание, –
Тоже помни.
И будешь рад.
БИГ ИШЬЮ
Огромный пёс бездомный лежит у магазина –
Лохматая, немытая, нестриженая псина,
А рядышком – хозяин, не стрижен и не брит,
Не кормлен и не поен, стоит бездомный бритт.
Большую он проблему собою представляет,
О чём во всеуслышанье он громко заявляет:
«Биг ишью, сэр! Биг ишью, мэм!» И вторит ему пёс:
«Биг ишью!» «Гав!» «Биг ишью!» «Гав!» Нельзя смотреть без слёз.
Биг ишью – псиная их жизнь, а также их газета,
Как продадут они её, так будет им котлета.
А если продадут ещё, то будет и ночлег,
А если вдруг не продадут, запорошит их снег.
И если будет их судьба другим не безразлична,
То, может, скопят капитал, и заживут прилично.
А если мимо ты пройдёшь и голову опустишь,
Замёрзнет сердце у тебя, и ветер в душу впустишь.
ОБРАЗЕЦ‒ОТОБРАЖЕНЬЕ‒ОБРАЗ
I
Я вездесущим ветром стану,
Промчусь над бездной океана,
Над пенным разговором волн,
И мыслей, слов и чувства полн
Я буду, как звенящих капель!
Я стану царственным орланом
Кружить над шумным океаном,
Ловить всё то, что хочет скрыться,
Всё, что живёт, плывёт, искрится
Под беспокойною водой;
Дождём прольюсь в её глубины,
Смешаюсь с нею воедино,
На небо влагой поднимусь,
И в облака там превращусь,
И в невесомости пребуду.
Свой вечный ход замедлит время;
Забыв на миг земное бремя,
Над водным миром поплыву
И небосвода синеву
В кипящем зеркале увижу.
Потом на землю возвращусь
И труд начну свой вдохновенный.
II
Как человек есть образ Божий,
Природой на Творца похожий,
Так перевод оригиналу
Подобен много или мало –
Он образ, а не перевод.
Переводить, переносить –
Одно и то же говорить,
Но нет двух разумов единых
И двух сердец неразделимых,
Нет тех же мыслей, слов и чувств!
Сознание есть отраженье,
Таинственное преломленье
Создания Творца вселенной,
Поэтому быть неизменной,
Перенесённой мысль не может.
Бог-Ум, Бог-Слово, Дух Святой
Суть Троица, Чьей красотой
Наполнен каждый человек,
Стремящийся в свой скорый век
Подняться к образу святому.[2]
Так и высокое искусство:
Я должен мысль, слово, чувство
Подобные в себе искать
И в языке их выражать
По образу оригинала.
Но Вавилонское паденье –
Греха Адама повторенье:
Не может человек Творцу,
А образ текста образцу
Уподобляться совершенно!
Когда ж умчится из сознанья
Несовершенное созданье,
Судить его читатель станет
И в рай иль в ад его отправит, –
Туда, где быть оно достойно.
Будь милостив, о судия!
[1] Пробирка с нетленной кровью преподобного Гавриила хранится в монастыре Цихисджвари.
[2] «Образ же есть Живоначальныя и Святыя Троицы Отца и Сына и Святаго Духа – ум, слово и дух. Кроме бо ума, слова же и духа быти человек не может, аще и верен, аще и неверен».
Максим Грек, О святых иконах.