***
Экватор осени прошли
и к полюсу зимы готовы
идти по краешку земли
путём сезонным, как крестовым.
Четыре смены, как всегда,
меняют жизни интерьеры:
жара, весна, и холода,
и золотистые премьеры.
И в каждой — радости свои
и мудрость жизни просветлённой…
А нынче всё ещё горит
рубиновое солнце клёна.
***
Осень рисует дождями
лужи и капли на ветках.
Осень рисует ветрами
голые кроны и редкий
лист золочёный, пурпурный,
красок опять добавляя
желтых, коричневых, бурых,
словно других и не зная.
То растворится печалью
серой, туманной и влажной,
густо застывшей над далью,
в крымских картинах пейзажных.
То на просторе безлюдном
под голубеющей высью
снова рисует этюды
смелой, размашистой кистью.
Осенний сплин
Ветер сутулит спины
жёлтых берёз атласных.
Вечер печально-длинный
чёрным кострищем гаснет,
стелется под ногами,
там, где пестрит гербарий
листьев сухих. Дождями,
серостью дней и хмарью
сломлена я в унынье —
не помогает чаще
чай-бергамот с малиной
в розово-хрупкой чашке.
Верное средство всё же
есть и в осенней драме:
заворожит, встревожит
глаз бирюзовых пламя.
Ноябрьский лес
Оголённые острые ветки
Колют пепельно-серые тучи,
На блестящую лысину кручи
Дождь роняет по капельке редко.
Лес безмолвный, слегка сиротливый,
Влажно-тёмный, и щедрым подарком
Травы брызгами зелени яркой
В ржавых листьях таятся стыдливо…
Есть своя несомненная прелесть
В этих крымских печальных картинах,
Где ноябрьская тихая зрелость —
В обнажённых осенних витринах.
Чеховская Ялта
В Приморском парке с осенью не спорят
В плащах деревья, зонтики кустов,
В созвучии и шепелявость моря,
И шелест первых яшмовых ковров.
По набережной эхом лёгким, звонким
Мне чудятся писателя шаги.
Вот профиль дамы утончённо тонкий
И взмах с изящным зонтиком руки.
Собачка рядом удивляет статью,
К себе хозяйка тянет поводок,
Но «бронзовеет» стан, и складки платья
Уже не развевает ветерок.*
И, пережив писательское время,
Как воплощенье мысли и пера,
Застыла — и столетие не бремя.
А рядом — рыжей осени игра.
______________________________
* на набережной Ялты — бронзовая композиция
«Антон Чехов и дама с собачкой» скульпторов
Ф. и Г. Паршиных
Осенняя Алушта
Ветер море раскачал:
волны — в брызгах, с шумом пляшут.
И осенний пуст причал,
звонко падают стекляшки
крупных капель: дождь решил
всей ноябрьской позолоте
вновь вернуть и блеск, и шик
по своей небесной квоте.
И алуштинский пейзаж,
потемневший от ненастья, ―
тот же милый вернисаж,
то же трепетное счастье.
***
В рубиновых коронах клёны,
И воздух свеж и сыроват.
И зелень яркую не помнит
В декоре жёлтом листопад.
Печально зреет в небе туча —
Готова прорыдать дождём.
А для меня — момент из лучших:
В пустынном парке мы вдвоём.
То говорим, то тишиною
Как будто снова обросли.
Два осенью спасённых Ноя
На самом краешке земли…
В парке
Упруго, звонко падают каштаны
в примятую росистую траву
приметой стопроцентной, без обмана:
не иллюзорна осень! наяву!
И небо крымское чуть прихватило
дыханием холодным ноября,
но бабье лето и привет, и милость
нам дарит в дни погожие с утра.
Мне хорошо с тобою в этом парке
с падением каштановых планет,
с желтеющими кронами, так ярко
роняющими золото вослед.
* * *
В осенний сад спустились звёзды
И словно виснут на ветвях.
Мне не заснуть, хотя и поздно,
И в ненаписанных стихах —
Пока лишь тонкое наитье:
Полуштрихи, полуслова.
Быть может, радости открытий,
А может, сорная трава.
Я не спешу и жду мгновений,
Когда предчувствие стихов
Вдруг оправдается рожденьем
Живых, пульсирующих слов.
* * *
Дождинки тычутся в окно —
Ноябрь унылый.
И ветер бьётся о стекло —
Лихой проныра.
И не проси, не отворю
Тебе, бедняжке.
С душицей чаю заварю
В любимой чашке.
А ветер дразнит и в окно
Бросает листья,
Но не поддамся всё равно
Повадкам лисьим.
Сижу с собой наедине
Под ветра ритмы,
Пишу стихи, и, наконец,
Приходят рифмы.
Осенний Будапешт
В парковом шелесте листьев
Чудятся россыпи вальсов —
Бросили тонкие пальцы
Юного Ференца Листа.
Слушаю музыку Пешта
И попадаю в объятья
Осени, жаждущей платья
Жёлтые мерить неспешно.
В гуще небесной увязли
Купол и крест Базилики,
Где просветлённые лики,
Свечи, подсвечники, вазы…
Осень тепло источает
Вне календарного срока.
Солнце — янтарное око —
В чашке венгерского чая.
Дорога на Дрезден
Поезд мчит вдоль Эльбы. Берега
в разноцветных домиках, в церквушках,
и дождинки падают, слегка
омывая голые верхушки
У деревьев на крутых холмах.
Подмигнуло резко в туче солнце ―
заблестели в пряничных домах
светлые, прозрачные оконца.
Горький вкус чужих осенних мест,
горький вкус у кофе в белой чашке ―
мой отец шагал на Дрезден-west
в гимнастерке пыльной и фуражке.
Мчится в осень поезд над рекой,
соблюдая расписаний строгость.
Чудится, что папа на дороге
из военных лет махнул рукой…
Измайлово
На двадцать восьмом этаже
Измайлово — как на ладони,
И ветер над крышами стонет,
И вечер октябрьский свежей,
И солнца ночных фонарей
Рассыпаны в призрачных далях —
Блестят, и мигают, и тают.
И ночь, опускаясь быстрей,
Упала на лес, на дома,
На плечи продрогших прохожих,
Их всех превратив в темнокожих,
Безликих таких, как сама.
А в номере жёлтый торшер,
Сражаясь с густым полумраком,
Уютным мне кажется благом.
И всё ещё полон фужер,
В котором искрится мускат,
И с нотой вина Коктебеля
Запомню на долгое время
Осенней Москвы аромат.
Музыка осени
Парил, кружил и падал с лёгким хрустом
На землю рыжий, пересохший лист,
Невидимый озябший пианист
Играл знакомый вальс изящно-грустно.
И слышалась мелодия то там,
В прозрачности разбуженного сада,
Как лёгкая хрустальная награда,
То словно здесь, у почерневших рам,
Где на скамье роса слегка дрожала,
И яблока желтел холодный бок,
А ветер дул упрямо на восток,
И подчинялось облако устало.
Неспешно осень шла, прощально, гордо…
Весь день звучала музыка во мне:
В покое дня, в вечерней тишине
Мерещились рояльные аккорды.
В преддверии зимы
Словно лодка по реке,
Время медленно плывёт
В этом тихом уголке,
Где ноябрь вовсю живёт,
Оголяя ветви крон,
Иссушая листьев плоть
И рождая лёгкий звон
От паденья позолот.
Мне свободно и легко
Даже в сырости недель,
Хоть в Крыму опять покой
Сменит снежная метель.
А пока дышу дождём,
Прелостью ушедших дней.
И блестящий тёмный клён
Всё печальней, всё мудрей.