***
Нас в своём хитоне прячет ночь,
Будто в этом мире только мы.
Ты в немом присутствии весны
Что-нибудь тихонько напророчь.
Впрочем, я пророчеств не приму
И свечу зажгу у тёмных рам,
Распахну окно ― лениво к нам
Ночь забросит жёлтую луну.
Лёгким крылышком дрожит свеча,
И в твоих руках ― моя ладонь.
Где-то там, у правого плеча
Ангел шепчет времени: не тронь.
***
Оплавились осколки дня
в огне июльского заката.
Наверно, в чём-то виновата
перед тобой сегодня я.
День суетливый ― новый клон ―
чуть отдалил нас друг от друга,
но неизбежной силой круга
вновь притянуло в тихий дом,
Который ждать давно устал
два наших разделённых эго.
Из тёмной рамы лунным снегом
свет яркий месяца упал.
И снова сердце на двоих
объединяет чувства, мысли,
и в близости ― счастливой высью
воспринимаем каждый миг.
***
А в комнате веет стихами,
и лёгкой застенчивой грустью,
и всем не случившимся с нами,
что всё же никак не отпустит.
И жаль, и не жаль, что не стало
признание ваше возможным,
что сердце, наверно, устало
в своём ожиданье тревожном.
По-прежнему веет стихами,
ещё не проявленным словом,
которое, может, на память
прорвется строкою готовой.
***
В чёрном небе звёзды плачут
или, может, только я
на веранде тёмной дачи
в середине октября?
Грустно, зябко мне немножко,
на ветру кленовый лист
растопыренной ладошкой
зацепился и повис
На двери, раскрытой в вечность, ―
там, в ночи не спящий сад
тянет жадно ветки в млечность,
где созвездия горят…
На веранде тёмной дачи
в середине октября
одиноко: тихо плачу,
жду звонка, наверно, зря.
***
Я захлебнулась тишиной,
на дом осевшей,
и стол с оранжевой каймой ―
осиротевший.
Вечерний кофе будто стал
горчить сильнее,
а за окном — ночной провал,
луна бледнеет.
Наверно, так же, как и я,
не замечает,
что эту бездну бытия
зима венчает.
А я зову и жду, когда
дверь будет настежь,
и ты вернёшься навсегда,
пусть и в ненастье.
***
Полумесяц белым парусом
в фиолетовой реке
из созвездий и туманностей
проплывает налегке,
Но земное притяжение,
словно якорь налицо,
превращает путь-движение
в орбитальное кольцо.
Так и я, как в утешение,
на земных тропинках вновь
ощущаю притяжением
нашу нежную любовь.
***
Твои руки пахнут октябрём,
Золотом опавшего ненастья,
Моросящим утренним дождём,
Хризантемовым коротким счастьем.
Вновь октябрь ложится у дверей
Звёздами кленовыми, печалью,
Шёпотом раздетых тополей
И туманов сыроватой шалью.
На плече лежит твоя ладонь,
А с ветвей октябрь следит за нами.
Воспою его багряный трон
Новыми осенними стихами.
***
Капли времени ― минуты ―
Обрываются с часов.
Мне тревожно почему-то
От обрывков смутных снов.
Твой отъезд, как катастрофа,
Страшный хаос баррикад ―
Нерифмованные строфы,
Мысли тоже невпопад.
И предчувствия, как волки,
Пасть оскалив, жертву ждут.
И жужжанье кофемолки
Не несёт собой уют.
«Я скучаю! Одиноко!
Твой отъезд, как роковой!»
В телефонном эпилоге ―
Эсэмэска: «Только твой».
***
Хрустальная флейта зимы
озвучит небесные ноты,
и очень знакомое что-то
пробудит душевное: «мы».
И снова не врозь, а вдвоём
в мелодии светлой и нежной
наполнимся оба надеждой
и флейте чуть-чуть подпоём.
И в снежности белых листов,
так щедро упавших под ноги,
забыв и печаль, и тревоги,
оставим следы от шагов
навстречу друг другу, и ты
мне снова подаришь улыбку
и в сумерках тонких и зыбких
тихонько прошепчешь: «Прости!..»
Сон
Застывшая рука
с потухшей сигаретой,
небритая щека,
а в окна рвётся лето,
но зов его теперь
нам кажется ненужным.
Ты открываешь дверь,
молчанье не нарушив.
Глаза твои пусты,
ударилось о стены
холодное «прости»
душевною изменой.
Ты попадаешь в круг,
не глядя, не внимая.
Кричу, слабею ― вдруг…
щека твоя родная.
Склоняюсь я к плечу:
ты мирно спишь в покое.
Счастливая, шепчу:
«Приснится же такое!»
***
Лето-рояль, сыграй
медленный вальс вечерний:
гаснет свечой заря
в море солёно-пенном.
Шумная Ялта вдруг
кроткою стала очень,
кажется лишним звук,
тянутся многоточья.
Не зазвучат слова
в нашей немой беседе,
может, во всем права
эта луна из меди
и наколдует нам
снова былое счастье:
верю твоим глазам
в лунно-волшебной власти.
***
В прожилках ладони у клёна
за августом тянутся жадно,
а мы в потемневшем парадном,
где всё нам до боли знакомо.
Здесь стены, наверное, помнят,
как мы целовались впервые,
а ветры, как будто живые,
скулили собакой бездомной.
И время, свой круг начертавши,
нас снова в былое вернуло:
и ветер, и дождик понурый
по-прежнему сыплет, подкравшись.
И души по верному кругу
зелёными ветками клёна
и радостно, и окрылённо
всё тянутся нежно друг к другу.