Сейчас она богатая и гордая. И знает, для чего живет. Вернее, точно знает, для чего жить не стоит. Может полететь в Турцию, но перелет кажется ей утомительным, а Стамбул — скучным. Может купить себе новую шубу, но ходит в старой, потому что выбирать новую лень. Может пойти кататься на лошадях, о чем так часто мечтала в детстве, но вместо этого тратит свои дни на сидение дома, грусть, отчаянье, книги, рассуждения о великом, притворство перед родными, что все у нее хорошо... Почему?.. Она и сама не знает. Но помнит, как один раввин ей сказал: «Главное в человеке — это желание! Пока человек страстно желает, он сможет многое! Даже то, что даже не смел представить. Иметь желание — это больше, чем иметь то, о чем ты прежде мечтал!» «А кто-то из великих сказал, — вспоминала она, — что любую, даже самую глупую фантазию нужно не убивать в себе, не заглушать грубым движением логики и практических смыслов, а вскармливать, точно новорожденное дитя, ухаживать, точно за редким экзотическим растением, удобрять маленькими шажками по приближению к чуду».
Мечтала наша героиня только об одном: чтобы ее все оставили в покое. Но когда вдруг это происходило, начинала страдать, что никому не нужна. Однако за долгое время жизни она научилась быть со всеми так, будто ни с кем, а одна так — будто со всеми. И есть у нашей героини еще одна странность: иногда — раз или два в пару лет — она вспоминает маленький детский ботинок, самый обыкновенный, из мягкой зеленой ткани в черную клеточку, с черной тесьмой и с резиновой черной подошвой, с аккуратным замочком сбоку, — а вспоминая, почти что плачет.
Дело было в начале двухтысячных в одном провинциальном городе. И несмотря на то что героине нашей еще не было тогда и двадцати, она уже успела обзавестись мужем, ребенком и множеством связанных с этим проблем. Брак вышел по традиционной оплошности, которую вовремя не успели или побоялись исправить. Теперь уже и сама она, и тот светлый друг ее юности вряд ли смогут сказать, зачем им был нужен ребенок. То ли они считали греховным делать аборт, то ли просто пропустили то время, когда аборт этот был еще возможен. Оба они были первокурсниками, оба учились в театральном, жили с родителями, но искренне верили, что если два человека хотят, то значит обязательно смогут решить все нахлынувшие на них проблемы.
Молодые супруги, наскоро, но очень весело сыгравшие свадьбу, учились со всей возможной ответственностью, лишь бы только остаться на бесплатном. Подрабатывали, где только могли, но денег на жизнь катастрофически не хватало. Целый месяц юные родители готовились к тому, чтобы купить в «Детском мире» самые дешевые на тот момент ботинки. Приглядывались, примеривались, рассуждали, как поступить лучше: взять больше на размер или на полтора?.. Не спадут ли?.. Не станут ли слишком рано малы?.. Боялись, что вот накопят они на них денег, а ботинки возьмут и купят. Специально откладывали по 20 рублей от каждого дня, чтобы скопить на желанную обувь как можно скорее. Здесь надо сказать, что семейный лимит их составлял 80 рублей на день, а теперь наша героиня даже представить не могла, как и одна сумела бы на такую сумму выжить.
На вечерних прогулках супруги-однокурсники и сидевший на руках у молодого отца ребенок заходили в магазин, любовались на ботинки, несколько раз примеряли. Продавцы уже знали наших героев и только улыбались, завидев знакомую троицу у полки с громадной надписью «До года!». Молодожены были горды и не хотели просить у своих родителей помощи. Еще в самом начале, только узнав о нежданной беременности, те жестко сказали им: «Сами сотворили — сами и разбирайтесь!» — и с тех пор супруги решили, что все для ребенка будут покупать на свои.
Небольшая подработка свалилась на юного папашу через тройку недель точно манна с чистого неба. Несколько часов прыганья аниматором на туристической базе в костюме медведя — и вот юные родители уже у заветной полки! Советуются, примеряют… Чувствуют себя взрослыми и радуются как дети. Их карапуз то удрученно кричит, то после того, как отец его, никого не стесняясь, щекочет ему подмышки, громкоголосо заливается смехом.
Чтобы не отпугивать от магазина покупателей и дальше, молодые берут ботинки, как им посоветовали, на полтора размера больше, и тут же отправляются выгулять свою многострадальную покупку. На прогулке супругам кажется, что малыш их будто подрос, стал взрослее, потому что впервые из-под его костюмчика торчат не пинетки, наспех связанные бабушкой из разноцветных ниток, а настоящая обувь.
Молодой папаша гордо вышагивает по занесенному рыжей листвой парку, усадив юного крикуна в кенгурушку к себе лицом, и все поглядывает, на месте ли оба ботинка, иногда прощупывая рукой то один, то другой. По цвету ботинки очень подходят к прогулочному костюмчику их младенца, тоже зеленому, с большими черными пуговицами, с белыми полосками и с белым помпоном на длинном, как у гномиков, капюшоне. Округлость костюмчика и выглядывающее из-под него капризное внимательное лицо делают их ребенка похожим на персонажа сказки. В этот вечер супругам кажется, что из всех проносимых и провозимых мимо детей он как минимум самый красивый!
Малыш их пока не ходил, но, как и любые молодые родители, которые еще не совсем сами вышли из детства, они мечтали, чтобы как можно скорее он вырос: начал сидеть, произносить первые слова, вместе с другими ребятами взбираться на горки, играть в снежки, сам начал шагать, хотя бы держась за руку и желательно минуя стадию «ползать». Им хотелось с ним дружить, а не заниматься с утра до вечера решением бытовых вопросов, которые сам он пока что решить не мог.
Потом, годиков через десять, а может быть, двадцать, проходит у нас, молодых родителей, эта страсть — делать своих детей старше! А еще лет через пять наступает и тот момент, когда хочется, чтобы время остановилось. И вот мы уже изо всех сил стараемся давно выросших и ставших самостоятельными людей окунуть в детство. Читаем нотации, просим не забывать надеть шарфик, застегнуть курточку, позавтракать, приготовить и держать в чистоте одежду, хорошо учиться, после — работать, не ходить по улице слишком поздно. И на все этого уже давно повзрослевшие дети отмахиваются от нас, как от назойливых мух.
Только тогда до подобного времени двум нашим героям было еще далеко. Им даже с трудом представлялось, что их малыш пойдет в садик. Казалось, что это случится через век, а может, даже четыре. Медленно текли дни за днями, а молодые родители все ходили и любовались на маленькие, зелененькие, в черную клеточку ботинки, на то, как они покачиваются под укрепленной на груди кенгурушкой. Через неделю внимание их рассеялось, и один из еще слишком больших для «гномоподобного» ребеночка башмачков исчез.
Обнаружилось это поздним вечером, когда молодой отец вернулся с ребенком домой после многокилометровой прогулки. Казалось, мест, где мог этот ботинок упасть, слишком много, и даже нет смысла его искать, но юный папаша все же решился: нереально было даже представить, что такие же ботинки можно будет завтра пойти и купить снова. Бродил час, два, четыре… прихватил с собой своего еще школьного товарища с фонарем, чтобы уже точно осмотреть все обочины и канавы. Искали очень тщательно, но не нашли.
Ночью молодые супруги очень переживали, где он лежит, их драгоценный, зеленый, маленький. Может, где-нибудь под дождем или проехала по нему какая-нибудь забрызганная машина? Ботинок стал для них почти живым существом. И было странно: как это так, у других детей обувь есть, а у их ребенка больше не будет?!
Проснувшись в шестом часу утра, артист-папаша снова пошел искать потерявшийся башмачок. Юная мамаша уже и не надеялась, что из этой затеи что-нибудь выйдет, но через час выглянула в окно и увидела, как стоит он прямо перед подъездом и, разговаривая с каким-то соседом, жонглирует беглецом.
Оказалось, что нашел его на траве дворник за несколько остановок от их дома, на всякий случай прибрал к себе. Молодой папа опрашивал всех встречавшихся на пути дворников, и все они принимали активнейшее участие в происшедшей беде, оглядывались, искали…
Весь день настроение было у супругов приподнятое. Возвращение беглеца отпраздновали парой пирожных и коробкой детского сока, значительно вывалившись из дневного бюджета, а когда снова отправились гулять, то одной рукой юный отец уже бережно придерживал ребенка, а из другой сделал подставку для его ног, чтобы ботинки, не дай Бог, опять не сбежали.
Когда родители вернулись домой, то поставили их рядом друг с другом на самое видное место, которое только было в прихожей и долго-долго еще, проходя мимо, поглядывали на них с восхищением и любовью.
Где эти ботинки сейчас?! Вряд ли наша героиня об этом узнает. Боюсь даже, она не вспомнит тот дом, в котором больше года жила. Возможно, ее родители или его родители после того, как молодые уехали на заработки в Москву, оставив тем на попечение своего «гнома», отдали башмачки кому-то из новопоявившихся на свет божий детишек. Возможно, просто выбросили, потому что купленных впрок, ботинок этих хватило очень надолго, и выглядели они уже так, что отдавать их кому-либо было стыдно.
Вот и сегодня, в жаркий июльский полдень, проходя мимо Александровского сада, где юные мамаши прогуливаются со своими чадами, наша героиня вдруг вспомнила об этих маленьких зелененьких башмачках из своей далекой и давно уже утраченной жизни. Подумала, что, может быть, они, эти мамаши, еще испытывают то глупое счастье от только что купленной детской обуви, комбинезончика или коляски?.. Или всего лишь от сладкой возможности погулять со своим ребенком в разгар рабочего дня?.. Но нет!.. На лицах у них спокойствие… скука… Лишь иногда проскальзывают ленивые улыбки, когда младенец их тянется к ним своими мелкими ручонками или начинает хандрить. Усталость виднеется на этих лицах и неустанное желание, чтобы ребенок скорее вырос; наконец побыть в тишине, посмотреть фильм или просто полежать на диване. Но тишины этой в их жизни не наступает.
А быть может, пришли они сюда лишь оттого, что в том красивом и ухоженном доме, в котором они живут, жить им стало невыносимо: муж гуляет, родители не дают покоя (о, как часто многие родители вспоминают о воспитании своих детей лишь тогда, когда уже у тех самих появляются дети), замучили соседи, которые, будь у них на то право, с удовольствием бы издали указ, что с младенцами въезд в приличные дома запрещен. Столько от них крику, ору, столько еще не устоявшейся, но стремящейся обратить на себя внимание жизни.
Наша героиня подходит к часовне, перед которой праздные туристы бросают монетку на нулевой километр, а помпезный за́мок стоящего сбоку Исторического музея делает эту часовню такой крошечный, что многие даже не замечают, что в нее можно зайти. Эта часовня — одно из немногих мест в Москве, куда ходят свои — люди знающие, несмотря на то, что находится она в самом что ни на есть проходном месте.
Наша героиня входит вовнутрь и крепко закрывает за собой дверь. Взглядом здоровается с женщиной, продающей у входа свечки, та взглядом ей отвечает. В этой часовне нет ничего, что напоминало бы хоть мимолетно о бурлящей вокруг нее суете.
Мимо прямо стоящих и погруженных в свои мысли теней наша героиня проходит к иконе Иверской Божьей Матери. Перед иконой уже стоит женщина, за женщиной, в очереди, мужчина. Женщина целует и гладит изображение Святой, низко кланяется, а потом, поздоровавшись взглядом с только вошедшей, выходит. Мужчина пропускает нашу героиню вперед, тоже взглядом, не произнеся ни звука. Она медленно наклоняется к иконе и на несколько мгновений прижимается к ней лбом и руками: «Помоги мне!.. Помоги всем моим близким!.. И всем-всем!.. Помоги!.. Помоги мне снова научиться желать, желать так радостно и по-детски, как желали мы эти первые сыновьи ботинки. Помоги мне верить, как мы верили тогда, я верила, что все смогу, все преодолею!» Поцеловав икону и заведомо спрятав взгляд от стоящего за ее спиной мужчины, наша героиня выходит.
Москва, июнь 2020