Действующие лица:
1. Лопатенков Женя - житель Красной Глинки, 35 лет.
2. Лопатенкова Ира - его жена, 28 лет.
3. Сергей - приезжий, 38 лет.
Перрон: посередине стоит скамейка, справа – стенд с расписанием. На скамейке мужчина средних лет, курит. Это Сергей. За перроном – деревянные ступени, ведущие вверх к одноэтажному темно-коричневому зданию с небольшим крыльцом. Над дверью вывеска, на которой написано "Станция Красная Глинка".
Из-за здания выходит Лопатенков, спускается по ступенькам к Сергею.
ЖЕНЯ. Закурить не будет?
СЕРГЕЙ. Да, сейчас. Пожалуйста (достает пачку сигарет, протягивает Жене).
ЖЕНЯ. Можно взять две?
СЕРГЕЙ. Возьмите. (Женя берет.) Я вот гляжу тут расписание обветшалое какое-то. Не подскажете, оно не изменилось?
ЖЕНЯ. Расписание? Какое расписание? Это, что ли? Зачем вам оно – тут же поезда не ходят.
СЕРГЕЙ. Не ходят? Как не ходят?!
ЖЕНЯ. А вы не знали?
СЕРГЕЙ. Написано же: станция Красная Глинка.
ЖЕНЯ. Да просто забыли вывеску снять. На самом деле это больше не станция.
СЕРГЕЙ. А станция в таком случае где? Далеко ее перенесли?
ЖЕНЯ. Ее никуда не переносили.
СЕРГЕЙ. То есть как? Вы же говорите, что это больше не станция! Куда же поезда прибывают?
ЖЕНЯ. Никуда. Красная Глинка – железнодорожный тупик.
СЕРГЕЙ. Как тупик? Этого не может быть.
ЖЕНЯ. Да года уж три будет, как станцию закрыли. Так что поезда не ходят, разве только иногда две-три цистерны мотовоз затолкает – это для нефтебазы, и все. От станции – один пшик остался. В этом здании теперь товарная контора. Они через день работают, потому что им делать нечего. Две цистерны в неделю – какая уж тут работа. Видите, замок на дверях – сегодня выходной. Да, не то, что раньше: и пассажирские и товарные поезда... Я хотел у них одолжить пачку сигарет – они иногда меня выручают. Да потом вспомнил, что выходной. Вот пропасть-то! И в ларьке как назло никого нет. У меня там знакомая работает – думал, одолжу… Прихожу – закрыто! Написано: уехала за товаром! Не везет! И денег нет, что б в магазине купить. Хорошо, что вас в окно увидел… Жена еще когда придет – а я без этого дела никак не могу. Дурная привычка.
СЕРГЕЙ (озабоченно). Неужели все-таки тупик?
ЖЕНЯ. Тупик, ничего не попишешь.
СЕРГЕЙ. А я как дурак боялся опоздать, мчался сюда на такси из Самары... У меня в памяти отложилось, что «Владивосток-Москва» прибывает в Красную Глинку в одиннадцать. И я тупо рвусь сюда к этому часу!
ЖЕНЯ. А что же вы в Красную Глинку рвались? Можно было из Самары ехать.
СЕРГЕЙ. Да в том-то и дело, что я не уезжаю. Если бы ехать! А то я встречаю! Понимаете? Мы договорились, что встретимся в Красной Глинке.
ЖЕНЯ. А-а-а.
СЕРГЕЙ. Просто невероятно! Ну как же не повезло! Если б я знал – можно же было назначить другое место! А что теперь делать?
ЖЕНЯ. Жену, что ли встречаете?
СЕРГЕЙ. Друга.
ЖЕНЯ. Ну, было бы чего переживать! Сам не доберется, что ли? Адрес знает?
СЕРГЕЙ. Какой там адрес! Планировали встретиться на станции. Вот и весь адрес. Я же не знал, что Красная Глинка – тупик! И он тоже не знал!
ЖЕНЯ. Если он человек с головой, то сообразит, что его здесь ждут. На автобусе приедет. Вам придется только подождать подольше. Вот и все.
СЕРГЕЙ. Думаете, есть смысл подождать? (Подумав.) А что, – пожалуй, вы правы. Какая ближайшая станция от Красной Глинки? Самара?
ЖЕНЯ. Конечно, что же еще.
СЕРГЕЙ. А вы не знаете, во сколько этот поезд приходит в Самару?
ЖЕНЯ. Понятия не имею. Вот в Красную Глинку он приходил действительно в одиннадцать. Раньше я знал все расписание наизусть. Я ведь живу здесь, во второй половине вот этого дома.
СЕРГЕЙ. Вы живете на станции?
ЖЕНЯ. Тут одна половина – станция, а вторая – моя квартира. Так что я каждый день раньше слышал: поезд назначением Владивосток-Москва прибывает на второй путь; просим пассажиров проследовать на перрон. И так далее. Волей-неволей запомнишь.
СЕРГЕЙ. Значит, не знаете. Что ж, надо ждать. Не будем отчаиваться: по крайней мере, должен быть сегодня. Подожду.
ЖЕНЯ. Пойду, а то телевизор не выключил, зря свет нагорает… Я вас не разорю, если попрошу еще одну сигаретку? (Сергей вынимает пачку, Женя берет сигарету.) Вот спасибо. Теперь мне, пожалуй, хватит (хочет уйти).
СЕРГЕЙ. Послушайте, а вы не могли бы меня выручить? Подежурьте здесь, а я съезжу в Самару – попробую его встретить там. А если мы с ним разминемся, то вы его тут перехватите.
ЖЕНЯ. Извините, не могу. Я в ночь сегодня работал. Мне теперь отдыхать надо, спать хочу. Я ведь в охране работаю, понимаете, – всю ночь, как зоркий сокол.
СЕРГЕЙ. Да бросьте, всем известно, что сторожа по ночам спят.
ЖЕНЯ. Я не сторож, а охранник.
СЕРГЕЙ. Ну, какая разница, по-моему, это одно и то же. Дружище, выручайте. Хотите, я вам заплачу?
ЖЕНЯ. Нет, не хочу.
СЕРЕГЙ. Почему, вам же нужны деньги? На сигареты, например.
ЖЕНЯ. Сигареты у меня уже есть. Не могу я.
СЕРГЕЙ. Ну, что вам стоит часок-другой погулять по перрону. Возьмите книжку, почитайте. А если так уж не хотите по перрону, понаблюдайте в окошко. Вы же смотрели сейчас телевизор, значит, не очень-то устали. Иначе бы вы пришли домой и сразу завалились бы спать. Правильно? А вы вон – кино смотреть. Посмотрите еще немного.
ЖЕНЯ. Не кино, а программу "Новости". Я всегда ее включаю, когда прихожу домой.
СЕРГЕЙ. Вот я и говорю…
ЖЕНЯ. И вовсе не потому, что я высыпаюсь на работе, как вы думаете. А потому что… Я сам не знаю почему, но зачем-то включаю – привычка, наверное. Иногда даже засыпаю, а телевизор работает.
СЕРГЕЙ. Ну, хорошо, я верю, что вы устали. Но потерпите один разок. Для меня это очень важная встреча. Я не могу допустить, чтобы она сорвалась.
ЖЕНЯ. А что вам, собственно, беспокоиться? Сидите да ждите. Приедет ваш друг, куда он денется!
СЕРГЕЙ. Ну, не могу я сидеть, сложа руки! Тут такое дело… Скажу вам откровенно: я почти пятнадцать лет ждал этого дня!
ЖЕНЯ (присвистнув). Ничего себе.
СЕРГЕЙ. А вдруг там, в Самаре, что-нибудь тоже будет не так, как здесь! Мне даже и в голову не приходило, что на Красную Глинку не ходят поезда!
ЖЕНЯ. Автобусы ходят!
СЕРГЕЙ. Ну, и что!
ЖЕНЯ. Вы мне сказали откровенно, и я вам скажу откровенно. Моя жена появится дома после обеда. Я хочу к этому времени выспаться, чтобы быть бодрым. Когда я устаю, у меня лицо старое и некрасивое. Так она, по крайней мере, говорит.
СЕРГЕЙ. Вам что, надо соблазнять свою собственную жену? Разве жена не знает, сколько вам лет? Или она вас первый раз в своей жизни увидит?
ЖЕНЯ. Да причем тут это. Она вчера уехала в Самару. Я уходил на работу, а она уезжала. Мы поссорились. Жена не любит, когда я пью, а я не могу иначе: попробуй-ка всю ночь на этом дурацком складе посиди. Холодно, грязно. Да, честно сказать, и страшно. Вот я немножко… А наутро у меня мятый вид… Поэтому я должен выспаться; затем приведу себя в порядок.
СЕРГЕЙ. Может быть, выкурим по сигаретке? Так сказать, трубку мира. Я угощаю.
ЛОПАТЕКОВ. Давайте, выкурим. (Сергей вынимает сигареты, дает Лопатенкову.)
СЕРГЕЙ. Боюсь, мне еще долго придется ждать. Я так подозреваю, что до вечера…
ЛОПАТЕНКОВ (затягивается). Моя, наверное, еще спит… Любит она поспать по утру. Всю ночь может просидеть, и хоть бы ей что – как огурчик. Зато утром не добудишься. Примнет щекой подушку и сопит. Она сова, а вот я жаворонок, ранняя пташка.
СЕРГЕЙ. Не страшно вам жить здесь, на станции? Такое безлюдье: ни соседей, ни прохожих.
ЛОПАТЕНКОВ. Мы привыкли.
СЕРГЕЙ. Скажите, у вас есть телефон?
ЛОПАТЕНКОВ. Да, а что?
СЕРГЕЙ. Можно от вас позвонить в Самару? Мне бы узнать, когда прибывает поезд из Владивостока.
ЛОПАТЕНКОВ. А, позвонить. А я думал, вы спрашиваете потому, что хотите сказать, какая же у нас тут глухомань: станция не работает, и телефона нет. Мол, никакой цивилизации.
СЕРГЕЙ. Ну, что вы! И в мыслях не было. Красная Глинка – нормальный поселок, ничем не хуже других. Жаль только, что поезда не ходят… Ну, так как – можно?
ЛОПАТЕНКОВ. Да он не работает. Я не платил за него два месяца, его отключили.
СЕРГЕЙ. Понятно.
ЛОПАТЕНКОВ. Пойду, пора уже. До свиданья (подает руку). А вы не отчаивайтесь, приедет ваш друг в Красную Глинку и придет сюда, на станцию.
СЕРГЕЙ. А я вас, кажется, знаю.
ЛОПАТЕНКОВ. Меня? Любопытно, откуда? Вы же не здешний.
СЕРГЕЙ. Да, нездешний. Но я когда-то был в Красной Глинке: студентом сюда приезжал на практику. На электротехнический завод. И даже писал дипломную работу по нему. Знаете такой?
ЛОПАТЕНКОВ. Чего ж там знать, был такой. Сейчас уже не работает, закрыли.
СЕРГЕЙ. Да? Жаль… По-моему, вы были музыкантом? На танцах играли, верно? На гитаре. Это же вы были?
ЛОПАТЕНКОВ (удивлен). Да, я играл на танцах, на гитаре.
СЕРГЕЙ. Ну, вот видите! Сколько лет прошло, а я не забыл. У вас здорово получалось!
ЛОПАТЕНКОВ. Странно. За последние годы вы первый, кто увидел во мне музыканта.
СЕРГЕЙ. Ну как же! По-моему, вы же еще и пели?
ЛОПАТЕНКОВ. Да.
СЕРГЕЙ. Вот, вот! Нам так нравилось тогда! Мы ходили на танцы. Голос у вас такой сильный, приятный тембр... Была, помню, одна такая песенка, которую вы пели, – долго я ее потом вспоминал. Как же там… Сейчас…
Но дело все в том, в том, в том,
Что дом наш объят сном, сном.
Построю другой дом, дом,
И там пропаду в нем, в нем.
ЛОПАТЕНКОВ. А, да, была такая.
СЕРГЕЙ. Видите, какая у меня память. Не забыл. Я эту песню больше нигде не слышал. Хотел слова переписать, всех спрашивал, но не нашел.
ЛОПАТЕНКОВ. Конечно, не найдете. Я же ведь ее сам придумал. Это моя песня.
СЕРГЕЙ. Правду говорите?
ЛОПАТЕНКОВ. Что, не верите? Какой смысл мне врать. Я не только эту сочинил, у меня много было. Были и получше.
СЕРГЕЙ. Да у вас талант.
ЛОПАТЕНКОВ. Думаете?
СЕРГЕЙ. Уверен.
ЛОПАТЕНКОВ. Что ж, спасибо. А вы чем занимаетесь?
СЕРГЕЙ. Последние несколько лет – я журналист.
ЛОПАТЕНКОВ. В "Самарской правде", что ли, работаете?
СЕРГЕЙ. Нет. Я живу не в Самаре. Я из Москвы. В Самару я только сегодня ночью прилетел. Кстати, тоже не выспался. Пока добрался из аэропорта, пока устроился в гостиницу, а утром – скорей сюда.
ЛОПАТЕНКОВ. А каким же ветром вас занесло в наши края? В командировке?
СЕРГЕЙ. Нет, я приехал специально для этой встречи, да это долгая история.
ЛОПАТЕНКОВ. Понимаю… У меня была тогда классная команда. Один барабанщик чего стоил! А пианист!
СЕРГЕЙ. Я, к сожалению, их не помню, – только вас.
ЛОПАТЕНКОВ. Да, было, было.
СЕРГЕЙ. Прошло пятнадцать лет… Послушайте, как же вы совмещаете охранника и музыканта?
ЛОПАТЕНКОВ. Никак. Я больше музыкой не занимаюсь. Так что совмещать не приходится: я теперь только охранник.
СЕРГЕЙ. Как это? Я не понимаю.
ЛОПАТЕНКОВ. А так. Охраняю нефтебазу. Это единственное предприятие, которое у нас еще работает, остальные давно остановились.
СЕРГЕЙ. Зачем?
ЛОПАТЕНКОВ. Что зачем? Бросил музыку зачем? Так вышло.
СЕРГЕЙ. На танцах мало платили?
ЛОПАТЕНКОВ. Да какие там танцы. Дом культуры вообще закрыли, нет денег на содержание, а вы говорите...
В окне появляется Лопатенкова Ирина.
ИРИНА. Женя!
ЛОПАТЕНКОВ. О, Ирка. Только о ней подумал – она тут как тут… Легка на помине, ничего не скажешь.
ИРА. Женя!
ЖЕНЯ (в сторону окна). Откуда ты взялась?
ИРИНА. Иди домой.
ЛОПАТЕНКОВ. Иду, иду. (Сергею) Сейчас, разбежался. Наверное, я мог бы чего-то добиться своими песнями, как вы думаете?
СЕРГЕЙ. Думаю, что да.
ЛОПАТЕНКОВ. Сейчас вон черти какие песни пускают по телевизору, и ничего – все довольны, все смеются. Неужели же мне не нашлось бы места с моими, а?
СЕРГЕЙ. Нашлось бы, спору нет. (Кивнув в сторону окна) Это ваша жена?
ЛОПАТЕНКОВ. Да. Почему-то рано приехала. (Заметив заинтересованность Сергея) Но может быть, это и к лучшему…
СЕРГЕЙ. Вы не успели привести себя в порядок – жена устроит вам скандал?
ЛОПАТЕНКОВ. Чему быть – того не миновать. Давайте еще вспомним какую-нибудь песенку. Хотя бы эту … Там было вступление на гитаре (напевает): тут-ту-ту-ту.
Входит Ирина.
ИРА (Жене). Я долго еще ждать буду?
СЕРГЕЙ. Здравствуйте.
ИРА (холодно). Здравствуйте.
ЛОПАТЕНКОВ (Ире). Ну, чего выскочила?
ИРА. Опять пьянствовал?
ЛОПАТЕНКОВ. Я думал ты приедешь после обеда.
ИРА. Решила раньше. Почему ты не спишь?
ЛОПАТЕНКОВ. Успею.
ИРА. Хозяйство накормил?
ЛОПАТЕНКОВ. Накормил. Что Настя? Ей понравилось у бабы?
ИРА. Да, понравилось. Пойдем, дома расскажу.
ЛОПАТЕНКОВ. Вот, товарищ из Москвы приехал.
ИРИНА (холодно). Да? А к кому?
СЕРГЕЙ. Я проездом в Красной Глинке.
ИРА (холодно). Вот как. (Жене) Идем домой.
СЕРГЕЙ. Он журналист.
ИРА. Журналист?
СЕРГЕЙ. А мы с вашим мужем почти подружились.
ЛОПАТЕНКОВ. Да, песни мои вспомнили. Он и раньше слышал мои песни. И говорит, что я талант.
ИРА. Что вы говорите! (Жене) Уже в Москве о тебе знают! Дошли слухи, значит, что есть в Красной Глинке талант по имени Женька!
ЛОПАТЕНКОВ. Чего кипятишься! Он был здесь раньше и видел меня на танцах. И ему очень понравились мои песни. Он даже не верил, что я автор. (Сергею) Правильно я говорю?
СЕРГЕЙ. Абсолютно.
ИРА. Правильно, все правильно. Ему нужно у тебя что-то выпытать, но сначала надо втереться в доверие. Вот он и говорит то, что тебе приятно слышать. А ты и уши развесил.
СЕРГЕЙ. Да нет же.
ИРА. Знаем, вы, журналисты, всегда так говорите. Господи, этого только не доставало! Мы живем тихо, ни в каких скандалах не участвуем, и ничего интересного для вас не знаем. А вы заявляетесь и лезете со своими вопросами!
ЛОПАТЕНКОВ. Вот чудная! Говорят тебе, человек проездом. Он с другом здесь встречается.
СЕРГЕЙ. Да, я здесь совсем не по работе.
ЛОПАТЕНКОВ. Он меня ни о чем не спрашивал. И я сам к нему подошел, первый. Так что успокойся.
ИРА. Не по работе, не по работе. Ладно, извините, если обидела. Только я ничего плохого не сказала! Верно? Вам понравились наши места?
СЕРГЕЙ. Тут очень мило. Вид на Волгу удивительный. Просто захватывает дух, когда на нее смотришь.
ИРА. Рада, что вам понравилось. (Жене) Ты идешь?
ЛОПАТЕНКОВ. Куда мне спешить? Я хочу с товарищем поговорить, вспомнить то старое, приятное время.
ИРА. (Жене) Ты хоть ничего не ляпнул тут такого? Неприятностей потом не оберешься (Сергею) Если он вам что и сказал, – ну, вы понимаете о чем я, – то не верьте. Женька – человек несерьезный, фантазер.
СЕРГЕЙ. Он мне ничего "такого" не говорил.
ИРА. А вы бы, наверное, хотели. Да? Ну, сознайтесь.
ЛОПАТЕНКОВ. Пойдем домой. Честно говоря, я устал и спать хочу. Теща мне ничего не передавала?
ИРА (Лопатенкову). Привет передавала.
ЛОПАТЕНКОВ. И все?
ИРА. Все.
СЕРГЕЙ. Вы приехали из Самары?
ИРА. Да, а что?
ЛОПАТЕНКОВ. Он ждет друга из Самары.
ИРА. Еще и друг сюда должен приехать?!
СЕРГЕЙ. Да, но это совсем не то, что вы думаете. Я только здесь с ним встречусь, и мы тут же уйдем. Не скажете, как часто ходят автобусы?
ИРА. А вы не знаете? На чем же вы добирались в Красную Глинку? Сюда же самолеты из Москвы не летают? И поезда не ходят.
ЛОПАТЕНКОВ. Я на самолете – до Самары. Сегодня ночью прилетел, в гостинице «Волга» остановился. А утром на такси – сюда.
ИРА. У меня есть расписание, я сейчас вам вынесу. (Лопатенкову) Иди же, чего ждешь?
ЛОПАТЕНКОВ (Сергею). Гуд бай.
СЕРГЕЙ. До свидания.
Уходят. По дороге Лопатенков что-то объясняет Ирине. Сергей вынимает блокнот, что-то записывает. Входит Ирина. Сергей, увидев ее, прячет блокнот.
ИРА. Скажите откровенно, чего вы от нас хотите?
СЕРГЕЙ. Ничего.
ИРА. А что вы здесь делаете? И почему лезете в нашу жизнь?
СЕРГЕЙ. Вы, наверное, что-то неправильно поняли. Я никуда не лезу. Даже не пойму, из-за чего такой переполох?
ИРА. А если серьезно?
СЕРГЕЙ. Разве я похож на лгуна? Эх, вы. Такая очаровательная дама и столько подозрительности. А вот вы мне, между прочим, понравились. Я бы о вас ничего плохого не подумал бы. Ни за что.
ИРА. Вам все шутки. Вы почему-то оказываетесь перед нашими окнами, а ведь здесь не проходная улица, случайно вы не могли сюда зайти. Так? Откуда-то узнаете о том, что Женька играл на танцах, – получается, вы готовились, прежде чем "случайно" повстречать моего мужа. Так? Давите на его больное место! А ведь то, что он талант – это его больное место! Спрашивается, зачем?
СЕРГЕЙ. Ну, не знаю, прямо контрразведка какая-то: все спрашиваете, спрашиваете. И все равно не верите… Да я о таланте так сказал, без задней мысли! Когда-то мне нравилось. Мы гуляли тут, ходили на танцы. С тем человеком, которого я здесь встречаю.
ИРА. А что вы записывали сейчас в свой блокнот?
СЕРГЕЙ. В какой блокнот?
ИРА. Который вы спрятали в карман.
СЕРГЕЙ. Ах, блокнот. Надо же, все заметит. Да, записал, но это – личное. А ваши претензии, по меньшей мере, странны. Я ведь у вас ничего не спрашивал, и вы мне ничего не говорили – ну, чего же вам еще? Да и какие такие тайны вам известны?
ИРА (несколько поспешно). Никаких!.. Но вы ведь придумаете. Знаем мы вас, журналистов, каждый день телевизор смотрим.
СЕРГЕЙ. Можно мне попросить вас кое о чем? Кстати, это будет заодно и подтверждением того, что я говорил вам правду.
ИРА (насторожено). Ну, выкладывайте.
СЕРГЕЙ. Попросите мужа подежурить тут вместо меня. Я съезжу в Самару, может быть, успею к московскому поезду, и мы с другом встретимся там. И вам будет спокойней.
ИРА. Хотите ехать – так поезжайте. Зачем нам дежурить тут вместо вас?
СЕРГЕЙ. Дело в том, что мы с другом можем разминуться. Понимаете? Я туда умчусь, а он сюда приедет. Увидит, что меня нет – и все. А если кто-то здесь будет дежурить, то скажет ему, мол, так-то и так-то, поехал за вами в Самару. Тогда все в ажуре. Ну, как – согласны?
ИРА. И вы уйдете? Ни о чем спрашивать не будете?
СЕРГЕЙ. Ну, конечно!
ИРА. Все бы хорошо, но я вас не знаю. Кто вас разберет – что вы задумали. Я не хочу иметь дел с неизвестным мне человеком. Ни дежурить вместо вас, ни ходить с вами куда-либо, ни отвечать на ваши вопросы. И мужу не позволю. Вам ясно?
СЕРГЕЙ. Куда уж ясней. Вот вы говорили, что муж ваш фантазер, но, по-моему, вы его превзошли.
ИРА. Вот, держите расписание. (Дает ему расписание.)
Входит Лопатенков.
СЕРГЕЙ (разглядывая расписание). Я ничего не понимаю.
ИРА. Дайте (берет у Сергея расписание). Ну, вот: ближайший – через полчаса, затем следующий – вечером.
ЛОПАТЕНКОВ. Может, зайдете к нам? Посидим, поговорим, чайку выпьем.
ИРА (заметив Лопатенкова). Ты же устал и хочешь спать?
ЛОПАТЕНКОВ. Перехотелось что-то. И, если честно, я на работе выспался. Я ведь сторожем работаю, а все сторожа – спят на своей работе…
СЕРГЕЙ. Охранником, а не сторожем.
ЛОПАТЕНКОВ. Это одно и то же. Вы же мне сами говорили. Помните?
СЕРГЕЙ. Я сгоряча сказал.
ИРА. Если ты не устал, тогда сделай мне загородку для кур. А то бегают по всему двору.
ЛОПАТЕНКОВ. Ну и пусть бегают. Что изменится в нашей жизни, если они бегать перестанут?
ИРА. Не говори ерунды, ты же знаешь, что это сделать надо. Ты же обещал.
СЕРГЕЙ (кивая взглядом в сторону забора). У вас хорошие куры. Так важно ходят. Породистые, что ли?
ЛОПАТЕНКОВ. Кто их разберет. Я не специалист, может, и породистые… Мне теперь только и забот, что за курами смотреть.
ИРА. Не заводись.
ЛОПАТЕНКОВ (Сергею). Ну, так что, пойдем к нам? Чай у нас хороший, душистый. Я его заварю по всем правилам. Вы любите крепкий?
СЕРГЕЙ. Я бы с удовольствием, но вы же знаете, мне надо находиться здесь.
ЛОПАТЕНКОВ. В окно увидим вашего друга, если, конечно, он вообще приедет.
ИРА. Похоже, ты уже приложился к чему-то покрепче чая.
ЛОПАТЕНКОВ. Женщина...
ИРА. Иди спать.
ЛОПАТЕНКОВ. Говорю тебе, я на работе выспался! Сколько можно повторять! (После паузы) Извини. Дело в том, что я всегда на работе сплю. А какой смысл бодрствовать? Если кто захочет обворовать, обворует. Я ведь дежурю так, для виду. У меня даже винтовки нет. Сказал я как-то директору, мол, не мешало бы вооружить меня… А он: "Зачем тебе? Еще винтовку украдут". Непонятно, на кой черт он держит меня на работе?.. От нашего директора всегда пахнет дорогими духами, и в то же время – носками, – живой пример: казаться и быть.
ИРА. Это ты к чему?
ЛОПАТЕНКОВ. Ни к чему. Вспомнил просто. Нет, дорогая, не пил я, не пил. (Сергею) Послушайте, как вас зовут? Мы знакомы с вами все утро, а имени друг друга не знаем.
СЕРГЕЙ. Сергей.
ЛОПАТЕНКОВ. А меня Женя.
СЕРГЕЙ. Очень приятно.
ЛОПАТЕНКОВ (Ирине.) Так и будешь стоять над душой? Иди домой.
ИРА. Никуда я не пойду.
ЛОПАТЕНКОВ. Почему?
ИРА. Не хочу, чтобы ты пил.
ЛОПАТЕНКОВ. Разве я пью? Вот чудная. Можно подумать, у меня других забот нет – только выпить.
ИРА. Если ты не хочешь загородку делать, тогда сними люстру – я ее помою. А то совсем черная уже. Ты же сейчас ничем не занят? Ну и помоги мне. Что зря штаны просиживать.
ЛОПАТЕНКОВ. Дай мне покоя.
ИРА. Почему я должна обо всем заботиться? Хозяйство на мне, дом на мне, семья на мне… А ты как работник по найму: скажешь – может быть, сделает, не скажешь – не сделает. В конце концов, ты мужчина, глава семьи и должен сам следить за всем, решать, что сделать. А ты только и знаешь пить да спать.
ЛОПАТЕНКОВ. Конечно, я слышал это много раз. Я не глава семьи, не мужчина, и вместо того, чтобы делать семью богатой, разоряю ее, потому что иногда выпиваю… (Сергею) Извините, что при вас выясняем отношения.
СЕРГЕЙ. Ничего, ничего (отходит подальше).
ЛОПАТЕНКОВ (Ире). Почему ты вышла сюда в тапках? У тебя появились лишние деньги купить новые?
ИРА. Я впопыхах не заметила.
ЛОПАТЕНКОВ. Иди, переобуйся.
ИРА. Пойдем вместе.
ЛОПАТЕНКОВ. Зачем?
ИРА. Я соскучилась по тебе.
ЛОПАТЕНКОВ. Как-то неожиданно ты вспомнила об этом. (Ирина хочет взять его за руку, но он вырывается) Послушай, дай мне покоя, я хочу немного побыть здесь: подышать свежим воздухом, погреться на солнышке. А то – ты ведь права: либо сплю, либо пью, а света дневного не вижу. В каком-то забытьи существую.
ИРА. Дурак же ты, Лопатенков.
СЕРГЕЙ (Ире, когда она проходит около него). Когда появится мой друг, я с ним уеду отсюда. Наверное, мы с вами больше не увидимся. Так что до свиданья.
Ирина уходит, не отвечая. Лопатенков подходит к Сергею.
ЛОПАТЕНКОВ. Ну, видали? (Вздыхая) Вот так и живем.
СЕРГЕЙ. Не огорчайтесь, помиритесь. Вы давно женаты?
ЛОПАТЕНКОВ. Давно. Настюшке скоро десять будет. Это наша дочь, она сейчас на каникулах у тещи. Значит, мы с Иркой женаты без малого одиннадцать лет… Боже мой, столько лет прошло!..
СЕРГЕЙ. Вы женились по любви?
ЛОПАТЕНКОВ. О, да! Ирка была такая красивая, когда я первый раз ее увидел! Черные короткие волосы, серые глаза, и вообще. Мы познакомились на танцплощадке. Я играл на гитаpе, ну, вы знаете… В тот вечер я, как всегда, стоял на подиуме, бил по струнам и пританцовывал. (Со смешком) У меня была такая манера: играть и танцевать… А Ира была внизу около подиума и смотрела на меня. Я ее впечатлил. Талантлив был, черт подери!.. Конечно, я тоже приметил ее. Судьба подкралась незаметно!.. Я пел и так старался, как никогда. Понятно – для нее. И вдруг в самой середине песни пропало электричество. Все погасло: свет, аппаратура. Что делать? Мы не останавливаемся, поем без гитар, без микрофонов – а голоса у нас были крепкие, молодые. Но дальше – проигрыш на соло-гитаpе. Соло-гитарист губами птаб-птаб-птадаб-паб-паб... синкопами, ну как в джазе поют. А я в это время... темно ведь... тихонько подкрадываюсь на ощупь, по памяти, к самому краю подиума. И чувствую, она совсем близко, я даже чувствую теплоту ее лица. – Девушка, – шепчу я ей. Она от неожиданности вскрикнула, а я: Вы меня слышите? Смешно, конечно, понятно, что услышала, раз вскрикнула. Но она не засмеялась, а также, шепотом, мне отвечает: "Слышу"... – Вы мне нравитесь, девушка, и даже очень, – говорю снова шепотом. Она молчит. Но я чувствую, что не уходит, значит, ее не обидели мои слова. Это прибавило мне нахальства, и я снова: "Можно я провожу вас домой?" – Да, – отвечает она тихо. И тут мне пора вступать с песней, я даже не успел сказать ей спасибо. После танцев музыканты заносили аппаратуру в комнату для музыкантов, и я должен был остаться для этого, но я не остался, я кинулся догонять ее. И догнал.
СЕРГЕЙ. У меня есть бутылка хорошего вина (кивает на сумку). Может, выпьем?
ЛОПАТЕНКОВ. Нет, спасибо, что-то не хочется... Ира меня заставила бросить музыку… Все несчастье в том, что я женился. Да, играл на танцах – не самое, наверное, престижное место, да? Но мне нравилось. Затем нас выгнали, потому что дом культуры обнищал. Дискотекой заменили. Вместо музыкантов – людей одаренных, профессиональных да и вообще интересных, посадили никчемного человека, который согласился работать выключателем магнитофона. А сейчас в Красной Глинке нет ни дискотеки с магнитофоном, ни танцев с музыкантами. Дом культуры вообще закрыли: денег нет…
СЕРГЕЙ. А зачем жена заставила вас бросить музыку? Разве это ей как-то мешало?
ЛОПАТЕНКОВ. Ира не хотела, чтобы я музицировал бескорыстно. Она вообще ревновала меня к музыке. Но терпела, пока это называлось работой.
СЕРГЕЙ. А на что вы жили, когда ушли с танцев?
ЛОПАТЕНКОВ. Мы зарабатывали на свадьбах, и поначалу совсем неплохо. Правда, большая часть этих заработков уходила, как в прорву. Потому что у нашего брата-музыканта сидит эта вечная страсть к новой аппаратуре: усилки, колонки, примочки! Хотелось иметь самое современное весло.
СЕРГЕЙ. А весло зачем?
ЛОПАТЕНКОВ. Как зачем? Ах, да… Весло – это на жаргоне лабухов значит гитара. А гриф – знаете, как называется? (Сергей отрицательно качает головой) Перо.
СЕРГЕЙ. Забавно.
ЛОПАТЕНКОВ. Вот видите, и сторож вас чему-то научил.
СЕРГЕЙ. Охранник.
ЛОПАТЕНКОВ. Затем люди совсем обнищали. Нас перестали приглашать на свадьбы. Вот тогда музыка и работа перестали совпадать окончательно. Ира мне поставила ультиматум: либо я, говорит, либо музыка. А я любил свою жену безумно! И бросил, конечно, музыку. Гитару продал. Естественно, страдал. Не мог слышать музыки. Потом все прошло.
СЕРГЕЙ. Удивительно.
ЛОПАТЕНКОВ (с грустным смешком). Что ж тут удивительного? Обыкновенная история, таких миллион… Она испортила мне жизнь, и после этого еще смеет на меня кричать…
СЕРГЕЙ. Враги твои – близкие твои… Женя, я хотел бы вам сознаться кое в чем.
ЛОПАТЕНКОВ (равнодушно). Да? Ну, если хотели, что ж, валяйте.
СЕРГЕЙ. Дело в том, что приятель, которого я здесь жду… – это женщина.
Входит Ира.
ЛОПАТЕНКОВ. Вот как? Ну, и ладно. Мне-то что, хоть сиамские близнецы.
ИРА. Вы еще не наговорились?
ЛОПАТЕНКОВ. Мы только начали.
ИРА (Лопатенкову). Зачем ты повытаскивал свои старые тетрадки?
ЛОПАТЕНКОВ. Мне нужны!
ИРА (Сергею). Ваш друг что-то задерживается. Вы уверены, что он придет?
СЕРГЕЙ. Я очень на это надеюсь.
ИРА. Ну, вот что, пора положить конец этой игре. Вы хотите что-то разузнать о нефтебазе? Да, говорят, что там твориться бог весть что. Мол, жулик на жулике сидит и жуликом погоняет. Об этом вся Красная Глинка гудит. А директора нефтебазы – Борис Борисыча – какой только грязью не поливают! Но мы с Женькой ничего не знаем, потому в чужие дела не лезем. Нас это не касается!.. А то что говорят – люди всегда преувеличивают, чтобы считать себя обиженными. Им так приятней жить.
ЖЕНЯ. О чем ты?
ИРА. Я хочу начистоту. Это можно?
СЕРГЕЙ. Можно. Пожалуйста, говорю вам начистоту: меня ваша нефтебаза не интересует.
ИРА. А что интересует?
СЕРГЕЙ. Ничего. Я здесь – по своим личным делам. К этому больше ничего прибавить не могу.
ЛОПАТЕНКОВ. Тебя задело, что он назвал меня талантом? А тебе хотелось бы, чтобы меня знали только как сторожа. Не получится! Я талант! Заметь, ведь это сказал ни какой-нибудь мой собутыльник, это сказал журналист из Москвы.
ИРА. Да он просто так сказал, для того, чтобы разговор поддержать. (Сергею) Ведь правда?
СЕРГЕЙ. Нет, я сказал то, что думал.
ЛОПАТЕНКОВ. Твои попытки сделать меня ничтожеством – отвратительны.
ИРА (Жене). Упрямый, как осел. Я ненавижу тебя!
ЛОПАТЕНКОВ. Спасибо. Иногда очень важно знать правду. Какая бы она ни была.
Женя уходит в дом.
ИРА (вслед Лопатенкову). Что ты собираешься делать? (Остается без ответа. Сергею) Все из-за вас.
СЕРГЕЙ. Так ведь вы сами искали ссоры.
ИРА (тяжело вздыхая). Принесла же вас нелегкая. Не было печали – черти накачали! Если бы не вы – у нас все было бы тихо, спокойно.
СЕРГЕЙ. У меня есть бутылка вина, не хотите? (На это Ира не реагирует.) Я жду друга... Точнее, женщину. Женщину, которую люблю. И которая любит меня.
ИРА. Ах, женщину! Сначала был друг, теперь женщина, которую он любит! А что будет дальше?
СЕРГЕЙ. По-вашему, я все, конечно, придумал, чтобы узнать о нефтебазе. Ей-богу, это смешно. И далась вам эта нефтебаза! Ну, жулики. Экая невидаль! А где не жулики?
ИРА. Допустим, я вам верю. Допустим. Зачем вы сказали Женьке, что он талантлив? Кто вас тянул за язык? Вам бы только говорить, а он сейчас навоображает такое! Вы сказали и уехали. А мне придется с этим жить.
СЕРГЕЙ. Мне нравились его песни. Я считаю, что он талантлив. Да и что тут такого страшного в том, что человек себе что-то навоображает.
ИРА. Мне с таким трудом удалось из него вышибить эту дурь, а вы… До того, как работать на нефтебазе, он ведь жил какой-то ненастоящей жизнью. Не думал о завтрашнем дне, о семье, о ребенке. Весь только в своих фантазиях! Бренчит целый день на гитаре, а ты не смей к нему даже подойти – это ему помешает! Так нельзя. Да и кому его дурацкие песенки нужны? Никому нужны!..
СЕРГЕЙ. Чего вы от меня хотите? Вашу позицию я давно знаю, свою – я вам сказал, и вы в курсе. Прения, по-моему, можем опустить.
ИРА. Он уже повытаскивал тетрадки с записями своих песенок! Представляете! Человеку больше заняться нечем… Вы должны мне помочь.
СЕРГЕЙ. Я?! Как это?
ИРА. Вы просто обязаны это сделать.
СЕРГЕЙ. А что я могу?
ИРА. Объясните ему, что талант – это не призвание. Вы журналист из Москвы, и для него – авторитет. Постарайтесь убедить его, что глупо строить жизнь с оглядкой на свои способности. Талант – это не ориентир, а всего лишь товар. Товар! Он дается человеку, чтобы тот мог заработать им деньги на существование. А с этим Женькиным талантом, по крайней мере, сейчас в Красной Глинке – не проживешь… Дело ведь не в том, чтобы использовать то, что в тебе есть, а в том, чтобы устроить себе более или менее подходящую жизнь. Так ему и скажите.
СЕРГЕЙ. Какая твердая позиция, даже позавидуешь.
ИРА. Она проверена нашей жизнью.
СЕРГЕЙ. Ну, кто я такой, чтобы его учить? Подумаешь, журналист! Велики достижения! Нет, я не считаю, что я могу научить кого-то жизни.
ИРА. Значит, вы отказываетесь мне помочь?
СЕРГЕЙ. Да нет, я не отказываюсь, но это не выход.
ИРА. А в чем же, по-вашему, выход?
СЕРГЕЙ. Откуда я знаю!
ИРА. Хороший ответ.
СЕРГЕЙ. И, по правде говоря, я с вами не согласен. По-моему, талант – это дар божий. А не товар, как вы говорите.
ИРА. Если это дар божий, то почему из-за него мы страдаем. В чем смысл этого дара? В том, чтобы мучиться? Быть униженным? Не согласны, – говорите.
СЕРГЕЙ. Мне вся эта история не по душе. Врать не хочу. Да и зачем? Что плохого в том, что ваш муж будет считать иначе, чем вы. У него свой взгляд на вещи!
ИРА. Да поймите же вы, это не прихоть моя, так надо! Женька считает себя исключением из правил! Понимаете? Исключением! Но ведь так нельзя жить!
СЕРГЕЙ. Но почему же?…
ИРА. Да потому, что жизнь не признает исключений. Она испытывает на прочность всех одинаково. В другие времена – пожалуйста! Можно было бы себя тешить тем, что ты не такой как все! Сиди себе сиднем дома, замыкайся в себе – особой беды не будет. Разве немножко беднее других будешь. Пустяк. Но сейчас – нет! Красная Глинка – железнодорожный тупик – отсюда ушла жизнь и никогда не вернется. Единственное место, где кое-как что-то шевелится – это нефтебаза. Женька с таким трудом туда устроился, а тут являетесь вы и сбиваете его с толку.
СЕРГЕЙ. Он много там получает?
ИРА. Пока немного. Но его обещали повысить в должности. Тогда он будет получать гораздо больше. Так что пусть выбросит из головы, что он талант! Слышите! Выбросит! Тогда есть надежда, что он станет человеком! Иначе – так и будет жалким, склизлым фантазером.
СЕРГЕЙ. Ничего не выйдет.
ИРА. Значит, я вас не убедила?
СЕРГЕЙ. Скажите, вас что, гложет чувство вины?
ИРА (настороженно). Какой вины? О чем вы?
СЕРГЕЙ. Ваш муж был музыкантом, а теперь охранник. Простите за откровенность, но в этом вы сыграли не последнюю роль.
ИРА. Это вам Женька так сказал?
СЕРГЕЙ. Да.
ИРА. Что ж, все верно, я не хотела, чтобы он был музыкантом. Но дело, собственно не в музыке. Представьте себе жизнь. Денег нет, и надежды, что они откуда-то появятся – тоже нет. А мужу – хоть бы что! У него одна забота: сидит и бренчит. Я не могла жить на детское пособие, понимаете? И ради чего такие жертвы? Я еще понимаю, Ростроповичем был бы, а то ведь лабух! Обыкновенный лабух!
СЕРГЕЙ. Так бросили бы его, вот и выход.
ИРА. (Удивленно смотрит на Сергея) Зачем?
СЕРГЕЙ. Он же вам мешает жить.
ИРА. Ну, да, да, мешает. Вы правильно заметили. Я ведь тоже около него пропадаю. Ну, кто я? Была женой безработного, а теперь вот – жена сторожа. Разве это жизнь? Разве о такой мы мечтали... Но бросить… (пожимает плечами).
СЕРГЕЙ. Тогда смиритесь.
ИРА. Нет, не хочу. Если нельзя жить с человеком таким, какой он есть, то надо из него сделать такого, с которым можно жить. И я сама сделаю из него такого человека. Вам ясно?
СЕРГЕЙ. По образу и подобию?
ИРА. И если понадобиться начать жизнь в сотый раз сначала, я не задумываясь начну! Осуждаете меня, да?
СЕРГЕЙ. Удивляюсь я вам. По-моему, переделать человека невозможно. Он ведь от природы такой, какой есть. А природу изменить вы не сможете. Только хуже сделаете. Вы сделали его сторожем, потому что, по-вашему, для него это выход, а он взял да и запил. Вот вам и выход. Из огня да в полымя. Нет, против природы не пойдешь – доказано неоднократно.
ИРА. А что такое природа – вы знаете? Мне, например, противна жизнь, которою мы сейчас живем. Так, может быть, во мне говорит природа? Как вы думаете? Молчите… Мы должны выйти из этой помойки! Понимаете, должны!
СЕРГЕЙ. В добрый час.
ИРА (хочет уйти, но останавливается). Я Женьку полюбила, потому что он был таким красивым, одевался всегда по моде. Среди своих друзей был лидером. А теперь что! Вы посмотрите на него. На кого он стал похож? Вечно пьяный, растрепанный, одевается бог знает во что. Лицо опухло… Последний раз спрашиваю, вы поможете мне?..
СЕРГЕЙ (смотрит на часы). Автобус из Самары вот-вот должен подъехать… О, господи, волнуюсь... Куда я девал цветы? Ах, вот они. Посмотрите, нормальный букет?
ИРА. Какие у вас планы на эту встречу? Зачем она вам?
СЕРГЕЙ. Почему я вам должен рассказывать?
ИРА. Не хотите – как хотите. Осуждаете меня? А ваша прекрасная дама? Мне Женька говорил, что вы пятнадцать лет ждали этой встречи. Значит, вы с ней не виделись пятнадцать лет.
СЕРГЕЙ. Ну, не виделись. А вам-то что.
ИРА. Как я думаю, у вас тогда был роман. Вы любили ее – это факт, потому что и сейчас любите. Но она не стала вашей женой. Значит, тогда – пятнадцать лет назад – ваша прекрасная дама вас бросила? Почему? Она была разочарована в вас, точно так же, как я в своем муже. Вы же ее не осуждаете? Зачем же осуждать меня?
СЕРГЕЙ. Это я бросил ее.
ИРА. Вы?!
СЕРГЕЙ. И давайте прекратим этот разговор.
ИРА. Я вам не верю. Вы же любили ее.
СЕРГЕЙ. Да, но мне пришлось ее бросить.
ИРА. Как это?
СЕРГЕЙ. Такова жизнь.
ИРА. Да уж…
СЕРГЕЙ. Извините, мне пора...
Сергей убегает. Появляется Лопатенков. Он одет в элегантный костюм, чисто выбрит, причесан. В руках чемодан.
ИРА (Лопатенкову). Ты чего? Костюм свадебный надел. Зачем это? Нагладился – прямо, жених (пытается смеяться). Куда ты вырядился, можно узнать?
ЛОПАТЕНКОВ (после короткой паузы). А ты помнишь, Ира, как здесь было, когда на эту станцию приходили поезда? Помнишь?
ИРА. Ну.
ЛОПАТЕНКОВ. Ты забыла.
ИРА. Ничего я не забыла. Такой таррарам всегда был, суета – кто с сумками, кто с мешками, кто с чемоданами. Никогда покоя не было. Одни приезжали, другие уезжали, а третьи – просто ждали, ждали. Тут висел колокол, и перед тем, как подъехать поезду, выходил дежурный в красной железнодорожной фуражке и бил в этот колокол. Время от времени объявляли что-то, вроде: "Уважаемые пассажиры, поезд назначением на Москву опаздывает на один час пять минут…" В общем, постоянный шум, и покоя не было никогда.
ЛОПАТЕНКОВ. Еще был буфет…
ИРА. И там продавали пиво. Ты частенько туда бегал. Ну и что?
ЛОПАТЕНКОВ. А какие там были котлеты в тесте за тринадцать копеек! А к пиву раки продавались. Ах, как здесь было весело! Это замечательно, что мы сюда переехали. Мне, во всяком случае, нравилось.
ИРА. А мне нет. По-моему, нам не следовало сюда переезжать.
ЛОПАТЕНКОВ. Во-первых, у нас особого выбора не было. Жили мы с твоей мамой… Мать всегда почему-то была нами не довольна. Скандалила. А во-вторых, мне здесь нравилось. Я люблю запах шпал, вокзальную суету. Люблю, когда много людей.
Входит Сергей.
ЛОПАТЕНКОВ (Сергею). Ваш друг так и не объявился?
ИРА. Это не друг, а подруга.
ЛОПАТЕНКОВ. Извините, ваша подруга – она так и не появилась?
СЕРГЕЙ. На этом автобусе – нет. А когда следующий?
ИРА. Теперь только вечером.
ЛОПАТЕНКОВ (Ире). А знаешь, я ведь хотел вчера застрелиться.
ИРА. Что?!
ЛОПАТЕНКОВ. Правда. После того, как ты уехала.
ИРА. Ты что, с ума сошел?
ЛОПАТЕНКОВ. Успокойся, я же говорю, хотел, то есть это уже в прошлом. Я воображал, что оденусь в самый красивый костюм – белые накрахмаленные манжеты, воротничок, платочек, приведу себя в самый лучший вид – сделаю прическу, маникюр. Затем открою бутылку шампанского, выпью треть бокала. И тогда уж… Бац, и все.
ИРА. Хорошо, хоть вовремя одумался.
ЛОПАТЕНКОВ. Я не одумался, все проще. Нечем было застрелиться! Ружья-то у меня нет. Говорил я директору, чтобы выдал, а он отказал. Глядишь, сгодилось бы.
ИРА. А ну тебя!
Идет в дом.
ЛОПАТЕНКОВ (Ире). Я придумал кое-что.
ИРА (останавливаясь). Что? (Возвращаясь) Что ты сказал?
ЛОПАТЕНКОВ. Я сказал, что кое-что придумал…
ИРА. Ну, говори.
ЛОПАТЕНКОВ. Я решил уйти из дома.
ИРА. Что?!
ЛОПАТЕНКОВ. Да, я ухожу. Начну новую жизнь… Нефтебазу брошу к чертовой матери. Буду заниматься только музыкой. Разбрасываться своим талантом я больше не желаю.
ИРА. Вот видите, что с ним происходит? Он сходит с ума!
ЛОПАТЕНКОВ. Ира, это серьезно.
ИРА (Лопатенкову). Нет, не серьезно. Это глупо. Ты подумал, что будешь делать без меня… На что будешь жить, если работу бросишь? Без семьи, без жилья да еще и без денег. И какой смысл в этом? Думаешь, создашь шедевр? Ничего ты не создашь. Все твои жалкие потуги яйца выеденного не стоят. Глупый ты, глупый мечтатель.
ЛОПАТЕНКОВ. Посмотрим… Вот человек из Москвы, журналист. Он встречается с разными людьми, описывает разные истории. Кое-что, думаю, знает о человеческих судьбах. Пусть хоть он тебе скажет, что так жить, как я живу с тобой, – так жить нельзя. (Сергею) Скажите ей. Как вы считаете, я прав?
СЕРГЕЙ. Послушайте, я не могу судить в таком деле. У меня, честно сказать, и у самого ситуация в жизни не очень-то простая. (Отходит, отворачивается).
ИРА. Вот видишь, Женя, как все не просто. Даже господин журналист сомневается. Эти журналисты такие прохиндеи: они тебе сейчас одно говорят, а через пять минут – другое. (Сергею) А вам, товарищ из Москвы, не плохо было бы сначала в своей жизни разобраться, прежде чем в чужую лезть. Что вы молчите?
СЕРГЕЙ. Послушайте, сегодня я увижусь с женщиной, которую не видел пятнадцать лет. Я очень волнуюсь. А вы пристаете…
ИРА. Слышишь, Женя, господин журналист волнуется, а может господин журналист боится? Скажите прямо: боитесь, что она вас не простила! Вы же ее бросили! Ну, так вот, я вам как женщина скажу: черта с два она вас простит!
СЕРГЕЙ. Но у меня были обстоятельства…
ИРА. Какие к черту обстоятельства! Вы поступили гадко, а теперь сваливаете на обстоятельства!
ЛОПАТЕНКОВ. Перестань.
ИРА. Что – перестань? Я молчать не буду! Собрались тут два деятеля! Журналисты, музыканты – один гениальней другого! А вы не гении, вы просто подлецы и неудачники!
ЛОПАТЕНКОВ. Спасибо за правду. За это надо выпить. (Сергею) У вас было вино…
СЕРГЕЙ. Да. (Сергей достает из сумки бутылку вина и дорожный пластмассовый стакан).
ИРА. Да пейте, пейте! Хоть обпейтесь тут!
Ира уходит. Сергей и Женя выпивают. Далее каждый говорит о своем.
ЖЕНЯ. Я подавал большие надежды…
СЕРГЕЙ. Видите ли, мой прадед жил в деревне. И у него была большая семья – восемь человек детей. Огромный дом, земля, 14 коров, и пахать приходилось с утра до вечера…Но частенько по вечерам прадед садился на порог дома и играл на скрипке. Мог и плакать заставить, короче, талант необыкновенный! Представляете, своими грубыми натруженными пальцами – и по струнам скрипки!.. Думаю, что в скрипке, в музыке, было его призвание. Но талант его пропал даром.
ЖЕНЯ. Иногда просыпаюсь и вижу, что от меня уходят годы, талант, надежды…
СЕРГЕЙ. Мой дед жил в городе и был блистательным портным. Но не в этом было его призвание. Он блестяще учился в гимназии, хотел поступить в университет. Но прадед не дал ему денег, чтобы оплатить учебу в университете. Затем революция, дед попал в тюрьму. И все – портным и умер.
ЖЕНЯ. И мне становится страшно…
СЕРГЕЙ. Мой отец стал совершеннолетним в 1943-м году, и свой путь он начал с войны. Воевал. А после войны партия отправила его на хозяйственную работу. Бесконечная возня за план, попойки с разнообразными начальниками – жизнь прошла. И он не стал тем, кем хотел.
ЖЕНЯ. Ира заставила меня думать, что я ничтожество.
СЕРГЕЙ. Я не знал своего призвания, а получалось у меня многое. Мне хотелось достичь чего-то необыкновенного. Энергии у меня было хоть отбавляй. Как будто она накопилась от отца, деда, прадеда… Я только не знал, на что ее направить. И тут меня выбрали секретарем комсомольской организации института…
ЖЕНЯ. Я пьяница, нищий, сторож, словом – пропащий человек…
СЕРГЕЙ. Я организовывал молодежные вечера отдыха, субботники. Конечно, не сам, а вместе с активом, но я был за главного. Ну, влезали в частную жизнь двоечников, – да, было, было. Но ведь тогда это не считалось предосудительным!.. А сколько было энтузиазма! Мне это нравилось. Я искренне верил, что приношу пользу. И там, на комсомольской работе, я понял, что должен быть руководителем. Не важно чем руководить, лишь бы руководить. Это и есть мое призвание! По окончании института мне предложили перспективное место на одном крупном предприятии…
ЖЕНЯ. Со временем моя вера в себя становилась все меньше…
СЕРГЕЙ. Не скажу, что это было случайно. Я тогда ухаживал за дочерью весьма влиятельного человека...
ИРА. И Ира почти победила…
СЕРЕГЙ. И тут случилось непредвиденное. Я влюбился. Здесь, в Красной Глинке, на практике. Причем безумно. Не надо было мне уезжать из Москвы, но мне тогда захотелось в глубинку. Что будешь делать: молодость, романтика! И эта любовь стала для меня обузой. Передо мной стал выбор: либо моя карьера, либо любовь. И я выбрал карьеру.
ЖЕНЯ. Но во мне осталась капля собственного достоинства. Капля, но есть.
СЕРГЕЙ. Так было надо. Я стал секретарем комсомольской организации завода, затем меня перевели в райком. Ожидались блистательные перспективы! Ну, я конечно, не ангел. Я ведь и в попойках участвовал. Бывало, что и девиц приглашали. Все было. Мне, признаюсь, это никогда не нравилось. Но только я должен был мириться, потому что иначе я бы там не был. И кто бы тогда организовал эти кафе, турбюро?.. Я думал, жена не знает о девицах. Любви между женой и мной не было, но жили мы в согласии. Я чувствовал за собой обеспеченные тылы… Потом выяснилось, она все знала и очень сильно переживала по этому поводу. Но мне ничего не говорила – ни слова, ни полслова... Казалось, сбывается мечта нашего рода: я работал по призванию. Но увы! Перестройка! Комсомол стал разваливаться, потому что никому больше не был нужен: ни государству, ни партии, ни людям. И я понял, что ловить здесь больше нечего. Работа для меня потеряла смысл, я написал заявление об уходе – и они меня выгнали! Вот тебе и карьера! Я-то думал, что со своими организаторскими способностями смогу устроиться на любую руководящую должность. Не тут-то было. Ну, что я собой представлял? Бывший работник райкома, которого выгнали? Кому такой специалист нужен? И чем я занимаюсь?! Писательская работа! Пишу статейки о разных фирмах, о богачах, о начальстве. Что-то вроде рекламы. Кто заплатит – для того и стараюсь. Ни одной своей мысли по поводу этой фирмы выказать не могу. И все неправда: хвалю, а хочется ругать, признаю хорошим, когда самому кажется отвратительным, называю положительным то, что считаю отрицательным… С женой развелся. Жизнь проходит! Тоска! Они-то, мои бывшие дружки, они-то со связями, они теперь вон – бизнесмены, банкиры…
Год спустя после своей свадьбы, я звонил ей, любимой девушке, в Красную Глинку. Был выпивши и какая-то ностальгия вдруг нашла – ну, и позвонил. Кто-то взял трубку, у меня чуть сердце от волнения не остановилось. – Алло! – говорю я. А у самого аж дыхание перехватило. И слышу голос: "Ну, что ты звонишь?" Это была ее мать. "Нет ее, – говорит, – уехала во Владивосток. Вышла замуж и уехала". Я попросил у нее телефон во Владивостоке. Мать не хотела давать, но потом я ее уговорил. Но тогда я не дозвонился. Затем – не решался. И только теперь, когда прошло столько лет, я набрал Владивосток, и услышал ее голос. Ну, в общем, мы договорились, что встретимся здесь на станции.
ЖЕНЯ. Ира ничего не понимает.
Появляется Ира.
ИРА (зло). Все в сборе! О чем разговор?
ЛОПАТЕНКОВ. Так, о разном.
ИРА. Подозреваю, что все о том же. Знаешь что, может ты и прав. Уходи. Только я вот подумала: куда ты пойдешь? Ведь ни кола ни двора у тебя нет. Верно? Ну так вот: лучше уж я уеду к матери, а ты оставайся здесь сам. Тем более, что ты любишь запах шпал, а я его ненавижу. Идет?
ЛОПАТЕНКОВ. Зря ты не хочешь меня понять, зря. И злишься напрасно. Если бы ты знала начальника нефтебазы, если бы видела эту самодовольную рожу, этот взгляд, эту снисходительную улыбку, – ты бы меня не осуждала. В другое время я бы с ним и разговаривать не стал, а теперь я должен его слушать, подчиняться, да еще делать приятную мину, когда он смотрит в мою сторону.
ИРА. Если бы ты так делал. А то ведь наоборот, все пьянствуешь да скандалишь!
ЛОПАТЕНКОВ. Я музыкант, лабух, сочинитель талантливых… да, да, талантливых песен! И никакой не сторож! И не пьяница! Я в знакомствах с такими мерзавцами, как начальник нашей нефтебазы, не нуждаюсь! А он еще смеет учить меня жить, кричать на меня!
ИРА. Дурак! Если бы ты меня слушался, мы могли бы жить уже в Самаре, в трехкомнатной квартире, а не на этой зачуханной станции, куда не приходят поезда.
ЛОПАТЕНКОВ. Ты себя обманываешь.
ИРА. Нет, не обманываю, а знаю точно, в отличие от тебя. Ну, что ты улыбаешься? Думаешь, я глупая? А ведь глупый ты сам. На директора кидаешься, а ведь Борис Борисович для тебя столько добра сделал!
ЛОПАТЕНКОВ. Никакого добра он мне не делал, что выдумываешь? Не говори о нем ничего, ты его не знаешь.
ИРА. А кто тебя на работу принял?
ЛОПАТЕНКОВ. Им нужен был здоровый мужик в охрану, вот меня и взяли.
ИРА. Да смешно же! Неужели ты думаешь – так и было? Ты что же, здоровый мужик? Знаешь, сколько в Красной Глинке здоровых мужиков сидят без работы. Не музыкантов, а бывших военных, милиционеров, спортсменов?
ЛОПАТЕНКОВ (немного удивлен). Ну и что?
ИРА. Я не хотела тебе говорить, потому что знаю, как ты отнесешься к этому. Но теперь все равно. Вещи мне собрать недолго, на вечернем автобусе уеду в Самару – и делай, что хочешь.
ЛОПАТЕНКОВ. А твоя работа?
ИРА. Сдалась мне эта работа!.. Велика радость медсестрой работать! Хоть бы деньги
платили, а то зарплата – копейки. Да и те не отдают. Вон уже третий месяц скоро, как не платят… Ничего, у матери деньги есть, поможет для начала, а там – посмотрим. Как-нибудь устроюсь. Собственно, что я потеряю? Только мужа.
ЛОПАТЕНКОВ. Извини, не смог я сделать тебя счастливой… Не уходи из дома, лучше я. Одному человеку легче устроиться. Тем более мужчине. Ты со своей мамашей не уживешься, сама же знаешь. Характер у нее трудный…
ИРА. Я хочу, чтобы ты напоследок хотя бы знал, чего мне стоило сделать из тебя человека.
ЛОПАТЕНКОВ. Я знаю, Ира.
ИРА. Нет, даже и не догадываешься. (Сергею) Вы сумели внести сумятицу в нашу жизнь, теперь на вашей совести не только ваша прекрасная дама, но еще и наша семья.
СЕРГЕЙ. Я жду женщину, которую люблю – не трогайте меня.
ИРА. Узнай же, милый мой бывший муж, правду. Я дружу с Борисом Борисовичем.
ЛОПАТЕНКОВ. Что?!
ИРА. Да, да, дружу с директором нефтебазы. Он бывает у моей матери, там мы часто встречаемся.
ЛОПАТЕНКОВ. Не может быть, ты это придумываешь.
ИРА. Не придумываю. Это мы – я и моя мать – просили его взять тебя на работу. Думали, что ты будешь работать ну хотя бы как все люди. Борис Борисович сказал, поставим его пока охранником: надо посмотреть, что он за человек. Если нормальный – тогда можно дать и хорошую должность.
ЛОПАТЕНКОВ. И мамаша твоя все знала? Старая ведьма. Один я как дурак...
ИРА. А если бы я тебе все рассказала, ты согласился бы работать на нефтебазе?
ЛОПАТЕНКОВ. Что?! Ты с ума сошла?
ИРА. Вот видишь. Поэтому и не рассказывала. Мы договорились с Борисом Борисовичем, что это останется для тебя тайной. Я его просила. Потому что если ты не подойдешь, он не сможет тебе ничего предложить, кроме работы охранника, не даст другой должности. Так чтоб ты напрасно не надеялся, лучше не знать до поры до времени. Борис Борисович согласился.
ЛОПАТЕНКОВ. Какой гуманный. Теперь понятно, почему он меня не уволил.
ИРА. Он надеялся, что ты еще остепенишься. У нас был шанс что-то изменить в своей жизни! Да только ты не справился. С начальством ругаешься, на дежурстве – напьешься да спишь. Борис Борисович мне рассказывал, что вчера инспектировал тебя. Они приехали на машине, сигналили-сигналили, а ты даже не услышал, потому что дрых, как сурок. Собака лает, а ты не слышишь. Они камушками тебе в окно сторожки – а ты все равно не слышишь. Тогда шофер Борис Борисыча перелез через забор, зашел к тебе в строжку, взял ключи и открыл ворота. Они въехали на машине на территорию – но и тут ты не проснулся. Затем они все закрыли и уехали, не стали тебя будить. А мне он все высказал. И мне было стыдно!
ЛОПАТЕНКОВ. Глупо все вышло… А я думал, что хоть тут я сам управился. Ну, надо же. Неужели даже как сторож я никому не нужен? Я теперь просто обязан уйти с нефтебазы. Бежать! Бежать!
ИРА (Сергею). Ну, теперь вы удовлетворены?
ЛОПАТЕНКОВ. Постой, я тоже хочу сказать тебе всю правду. Я ухожу к другой женщине. У нее и буду жить.
ИРА. Как это?
ЛОПАТЕНКОВ. Хочешь знать, кто она? Лида – твоя подруга, мы давно с ней встречаемся. Сначала она приходила ко мне на дежурство, потом, когда ты уезжала, – к нам домой. Не веришь?
ИРА (после непродолжительной паузы). Верю.
ЛОПАТЕНКОВ. Лучшее, что мы сейчас можем сделать – разойтись.
ИРА. Наверное.
Уходит.
ЛОПАТЕНКОВ. Я чудовище. Никому не нужное чудовище. И зачем я только появился на этот дурацкий свет? Для меня здесь нет ничего, кроме боли, тупой боли, которая сжирает всякое желание думать, чувствовать, и вообще существовать! И никто не поможет! Знаете ли вы, что значит жить, понимая, что никакой радости у тебя никогда не будет! Постоянно – один кромешный мрак! Я выпиваю, и час-другой чувствую себя немного веселей, кажется, что все-таки впереди есть какой-то просвет, но затем становится еще хуже. И это ужасно. Иногда кажется, что я схожу с ума! Боже, боже, как страшно! И как одиноко!
СЕРГЕЙ. А любовница?
ЛОПАТЕНКОВ. Отстаньте вы со своей любовницей! Какая еще любовница! Нет никакой любовницы.
СЕРГЕЙ. Как?! Вы же сейчас говорили, что есть – Лидия.
ЛОПАТЕНКОВ. Чего вы хотите от меня?
СЕРГЕЙ. Я хочу понять…
ЛОПАТЕНКОВ. Если бы вы знали, как мне сейчас противно чувствовать, что я существую. Зачем вокруг меня эти предметы – зачем лестница, крыльцо, перрон? Зачем я их вижу? Все это не имеет смысла, все это не нужно, и только раздражает. Ничего не имеет значенья. Что делать? Никому я не нужен во всей Вселенной!
СЕРГЕЙ. Ваше отчаяние со временем пройдет, можете мне поверить. У меня было. И прошло. И живу.
ЛОПАТЕНКОВ. Идите вы к черту со своими утешениями! Не лезьте ко мне! Все равно вы ни черта не понимаете!..
СЕРГЕЙ. Я не понимаю?! От меня ушла жена и забрала с собой детей. Я был проклят родителями. Но я не в обиде. Видите, улыбаюсь. Могу даже песни петь, танцевать. Поначалу, конечно, мне было очень горько, но теперь забыто.
ЛОПАТЕНКОВ. Вы же не любили ее.
СЕРГЕЙ. Ну, да, да, не любил…. Сейчас я вам кое-что скажу, чего не говорил никогда даже самому себе. У меня совесть по отношению к ней не чиста.
ЛОПАТЕНКОВ. Потому что вы женились не по любви?
СЕРГЕЙ. Нет, не поэтому. Когда меня, так сказать, попросили из райкома, я частенько стал выпивать: пиво, вино, водку. Однажды, в пьяном угаре я ударил жену: она сказала, что обо мне думает. Припомнила мне мои райкомовские гулянки. Я ее ударил. И дети это видели.
Пауза.
ЛОПАТЕНКОВ. Однако.
СЕРГЕЙ. Когда наутро проспался, не было ни жены, ни детей. Вот так. Но тогда я остался в полной уверенности, что прав. Вот только угнетало чувство одиночества. Все больше и больше. (Вдруг) Да черт его знает, может быть, я ее любил?
ЛОПАТЕНКОВ. Кого?
СЕРГЕЙ. Свою жену. Не знаю… Но только без нее жизнь для меня стала невыносимой… А главное, я считал, что я прав. Слишком это больно – сознавать себя виноватым. А боли я боялся. И как наркоман, который чтобы избежать ломки ищет новый дурман, искал новую ложь, чтобы себя как-то оправдать. Говорил себе, что у жены моей кто-то есть, и она только искала повод, чтобы уйти от меня – и вот, наконец, нашла. И еще что-то там придумал. Я лгал сам себе. Более гадкой лжи, по-моему, не существует в природе – это последняя степень разложения. Но так со мной было, и я честно вам признаюсь.
ЛОПАТЕНКОВ. А если бы вы не лгали?
СЕРГЕЙ. Тогда бы все было по-другому.
ЛОПАТЕНКОВ. Лучше или хуже?
СЕРГЕЙ. Не знаю. Во всяком случае, по-настоящему. А то ведь все, что со мной происходило, было как во сне. Будто и не жил. Я был на краю полного отчаяния, как вы.
ЛОПАТЕНКОВ. Но потом вспомнили о своей прекрасной даме?
СЕРГЕЙ. Я никогда о ней не забывал! Я увидел по телевизору своего однокурсника, он был в окопе, в Сербии! Представляете, он – там, на холодном снегу, и борется за счастье, а я в Московской квартире, попиваю чай, и совсем раскис!.. Я понял, что должен бороться за свое счастье! Я должен быть счастливым!
Входит Ира.
ИРА. Она во всем созналась!
ЛОПАТЕНКОВ. Кто?
ИРА. Хватит строить из себя недотепу, ты прекрасно понимаешь, о ком речь!
ЛОПАТЕНКОВ. Нет, не понимаю.
ИРА. Лидочка созналась, что она твоя любовница! Я сейчас бегала к ларьку, где она работает. Сидит краля, глазами хлопает! Она мне все подтвердила! Даже отпираться не стала!
ЛОПАТЕНКОВ. Странно, что подтвердила. Но все равно.
ИРА. Как ты мог?
ЛОПАТЕНКОВ. Что?
ИРА. Как что?! Изменять мне! Какая же она дрянь! Все время тебя защищала, мне выговаривала, будто я тебя недооцениваю, не даю тебе дышать! Я, значит, плохая, а вы оба хорошие! Она помогла тебе дышать? Спать с моим собственным мужем, и после этого дружить со мной, как будто ничего не случилось! Каково? И у нее хватало наглости говорить мне, что я бессовестна! Мол, из-за меня страдает мой благоверный!
ЛОПАТЕНКОВ. Я же тебя не спрашиваю, что у тебя за дружба с Борис Борисычем!
ИРА. Да что ты сравниваешь! Это же совсем другое дело!
ЛОПАТЕНКОВ. Конечно совсем другое! Такие дружки как твой Борис Борисыч прибрали все к рукам! (Сергею) Научите, как жить с мыслью, что природа против добра, за которое мы так цепляемся. Что плохой и глупый человек не только имеет право на существование, но что он управляет миром! Что честный, порядочный обречен жить в нищете, в унижении! Что сама природа этого хочет! Как жить с этой мыслью? Что же она хочет от нас эта природа? Мы ведь тоже ее часть! И она же сама заложила в нас совесть!
Я не знаю, как жить в мире, где не нужны честные порядочные люди, где защитник отечества считается врагом, а бандит – порядочным и уважаемым человеком. В мире, где сила, наглость и эгоизм считается предметом уважения… Скажите, во что мне верить, чтобы как-то жить? Первая любовь, говорите? Моя жена – вот вам пример: моя первая любовь. И что же?
ИРА. Ты что?! Ты подумал, что я и Борис Борисович?.. Боже, какая гадость!
СЕРГЕЙ. Вы обманули меня насчет Лиды?
ЛОПАТЕНКОВ. Нет, я сказал правду.
ИРА (Сергею). Что он вам сказал?
ЛОПАТЕНКОВ (Ире). Это не важно.
ИРА. Борис Борисович ухаживает за моей мамой. Понял? Поэтому он бывает у нее дома.
ЛОПАТЕНКОВ. Как?
ИРА. Человек он хороший. Не святой, конечно, но и не злой, каким ты его тут представляешь... Может быть, они поженятся. И мать, наконец, будет счастлива. А ты всегда придумываешь одни только гадости. Он не виноват, что ему приходится существовать по волчьим законам. Он говорит, что нет порядочных бизнесменов, их быть просто не может. Потому что правила игры – волчьи. А кто не принимает их, тот в один миг вылетает из мира бизнеса. (Сергею) Что он вам сказал насчет Лиды?
ЛОПАТЕНКОВ. Если ему не нравится, так что же он не бежит оттуда?
ИРА. Уйти – дело нехитрое. А кто будет помогать матери? Может быть, мы с тобой? Кто будет помогать нашей дочери? Кто будет помогать нам?.. Он нашу девочку так любит. Вчера ей подарки принес. Играл с ней весь вечер. Внучкой называет.
Пауза. Лопатенков уходит в дом.
ИРА. Почему он ушел? Как вы думаете?
Пауза. Сергей смотрит на часы, затем садится на скамейку.
СЕРГЕЙ (вынимает блокнот, вырывает страницу, протягивает Ире). Возьмите.
ИРА. Что это?
СЕРГЕЙ. Вы меня спрашивали, что я записывал в блокнот, помните? Вот это я и записывал. Прочтите.
ИРА (читает). "Почему музыкант становится сторожем?". Ну, и что это значит?
СЕРГЕЙ. Думал написать в свою газету статью. Мне показалось, что читателям эта история покажется интересной. Но теперь я считаю, что не стоит о ней писать. Не потому, что она не важна. Нет, наоборот, важна. Только это не вся история, а только ее часть… Дайте (берет у нее из рук, рвет).
ИРА. Что Женька вам сказал насчет Лиды?
СЕРГЕЙ. Ничего существенного. Самое важное, я думаю, он сам вам скажет… Послушайте, Ира, не бросайте своего мужа.
ИРА. Что?
СЕРГЕЙ. Не бросайте своего мужа, он вас любит.
ИРА. Любит? С чего вы взяли? Он вам говорил что-то?
СЕРГЕЙ. Я же вижу.
ИРА. Видите… Он ведь мне изменял. Скорее, он Лиду любит.
СЕРГЕЙ. Нет, он вас любит…
Пауза. Входит Лопатенков.
ЛОПАТЕНКОВ (Ире). Откуда у нас эта телеграмма?
ИРА. Как откуда? Почтальон дал, еще утром принес. Это не нам, а в контору.
ЛОПАТЕНКОВ (Сергею). Когда в конторе выходной, почтальон отдает корреспонденцию нам, чтобы не пропало. А я затем отношу.
ИРА. Зачем ты ее принес? Сегодня же выходной.
ЛОПАТЕНКОВ. Ты положила ее в буфет.
ИРА. Ну да, чтобы не забыть завтра. Буду брать чашки для чая и увижу. А ты чего там искал?
ЛОПАТЕНКОВ. Хотел взять заварку, вдруг вижу – телеграмма. Откуда, думаю, она тут взялась? Читаю: "Начальнику станции Красная Глинка".
ИРА. Какое-то сегодня наваждение с этой станцией. А, почтальон мне, кажется, говорил, что странная телеграмма: начальнику станции Красная Глинка, а станции-то больше нет, и он не знает, что делать. Я ему говорю, давай отнесу в контору, может быть, они в курсе что к чему. Положила и забыла о ней. Я вообще обо всем забыла, когда увидела в окне вас обоих.
ЛОПАТЕНКОВ (Сергею). Ваша фамилия Степин?
СЕРГЕЙ. Да.
ЛОПАТЕНКОВ (протягивает телеграмму). Тогда держите. (Сергей берет, читает)
Сергей садится на пол.
ИРА. Что с вами?
СЕРГЕЙ. Вот, прочтите (дает Ире). Читайте, читайте. Она боялась, наверное, что если пришлет письмо в конверте, то его могут не прочитать. Например, не будет начальника. А так любой прочтет.
ИРА (читает). "Дорогой начальник станции. 20 июня московским поездом на Красную Глинку приедет Сергей Степин. Он будет меня ждать. Мне больше не к кому обратиться, поэтому обращаюсь к вам. Очень вас прошу, передайте Сергею Степину следующее. Сережа, я не приеду. Я не хочу в своей жизни ничего менять. Спасибо". Подписи нет.
Пауза.
СЕРГЕЙ. Никогда я за эти годы ни с кем не говорил так откровенно, как сегодня с вами. Что на меня нашло – сам не пойму. Может быть, на меня подействовало ожидание. (Задумчиво) Красная Глинка, Красная Глинка... Я надеялся, что встреча изменит мою жизнь. И все эти дни повторял про себя, как заклинание: Красная Глинка, Красная Глинка… Иногда так хочется чистых отношений с людьми, душевности какой-то, что ли, хочется. А их нет и нет… Да, положеньице. Накопилось видно все, и вот – прорвалось. Чужим людям проще рассказать, чем знакомым. Извините меня за откровенность.
ИРА. Ничего.
СЕРГЕЙ. Однажды я шел по подмосковному полю, вдоль речки Клязьмы, и вдруг… Знаете, бывает, что хочется пить, – ну, прямо, мучает жажда. Так и тут. Вдруг – неожиданная потребность в чем-то кристально чистом, и безупречно красивом. Что это? Где оно? Какие признаки? Этого я не понимал. Но только чувствовал, что без этого больше – жить не смогу. Надо мной висели лиловые кучевые облака, а посредине между горизонтом и зенитом был лоскут чистого лазурного неба. Это впечатляло… У вас нет валидола?
ИРА. Вам плохо?
СЕРГЕЙ. Что-то колет.
ИРА. Погодите, я сейчас, у нас дома есть валидол. Женя, расстегни ему воротник.
Ира убегает в дом. Лопатенков расстегивает Сергею воротник.
СЕРГЕЙ. Ну, ты подумай, вот где пришлось отдать концы. Смешно. Умереть в Красной Глинке! На станции, куда не ходят поезда. Как странно... В этом даже есть какой-то символический смысл.
ЛОПАТЕНКОВ. Да вы что, старина. Вы еще вполне крепкий мужчина. О чем говорите? Да и не старый.
Входят Лопатенковы. Ира вынесла подушку.
ИРА. Ну-ка, ложитесь. (Жене, указывая на подушку) Положи под голову. (Сергею) Возьмите таблетку под язык (расстегивает Сергею воротник).
СЕРГЕЙ. Извините. Доставил я вам хлопот.
ИРА. Бросьте вы, и помолчите лучше. Вам разговаривать вредно. Я сделаю укол. Не бойтесь, я умею, я ведь медсестра. (Жене) Беги на нефтебазу, оттуда вызовешь скорую. (Женя уходит) Сколько ее придется ждать – не знаю. Наверное, долго.
СЕРГЕЙ. Как хочется увидеть своих деточек. Они такие славные. Наверное, выросли уже. У меня девочка и мальчик. Девочка старше на два года. Представляю, какие они красивые. У нее длинные шелковые волосы, фигурка стройная, как у матери, а глаза зеленые – как у меня. Мальчик похож на деда, моего отца. Я все это время, как с ними расстался, скучал по ним! Хотелось увидеться, поговорить... Только мне было стыдно. Вы знаете, почему. В прошлом году я не утерпел, решил тайно на них посмотреть. Узнал, где они живут, пришел к дому с самого утра и продежурил до самого вечера.
ЖЕНЯ. Увидели?
СЕРГЕЙ. Нет. Наверное, они уехали куда-нибудь на зимний отдых. Жена очень любила в это время года отдыхать. Мы ездили с ней когда-то в горы, катались на лыжах. Наверное, и детей приучила. Так что никого я не дождался. Только заработал воспаление легких. Не повезло… (Опускает голову).
ИРА. Не говорите больше.
Ира пробует пульс. Начинается затемнение, голос Иры звучит в темноте.
ИРА. Ничего, ничего, все образуется. Вот отлежитесь немного, и поедете к своим деткам. Объяснитесь с ними, помиритесь… Они вас поймут. Кому еще понять, если не собственным детям. Потом вы будете дедушкой, будете нянчить внучат. Сколько у вас интересного впереди!
Полное затемнение. Звучит сирена скорой помощи, мелькает мигалка. После непродолжительной паузы в тишине и темноте, сцена освещается. На скамейке сидят Лопатенковы.
ЛОПАТЕНКОВ. Как ты думаешь, долго ему придется лежать в больнице?
ИРА. Я не знаю.
ЛОПАТЕНКОВ. Надо будет завтра его навестить. Возьму фрукты, печенье, водичку какую-нибудь – боржоми, например. Пойдешь со мной?
ИРА. Да.
ЛОПАТЕНКОВ. Послушай, Ира, мне надо тебе кое-что сказать.
ИРА. Скажи.
ЛОПАТЕНКОВ. У меня с Лидой – все это нельзя назвать романом. Пойми меня: вечная нищета, грубость, постоянное чувство одиночества, водка, безысходность. У меня к ней не было любви, и у нее ко мне. Никакая она мне не любовница. Глупо все это, мерзко – так же, как и вся моя жизнь. Покатилась вниз когда-то, так и летит по инерции. Пора остановиться. У меня найдутся силы, верь мне. Я пойду к друзьям, с которыми играл, потолкую с ними. Соберу музыкантов, сколотим группу, будем играть на свадьбах. Поговорю с начальством, откроем со временем дом культуры, все равно стоит – организуем танцы. Они согласятся, вот увидишь. Я буду репетировать днем и ночью, придумаю самые красивые мелодии, аранжирую их так, что позавидуют самые именитые звезды. Тут важно не сдаваться. И я не сдамся. У меня появилось сильное желание чистоты. Ну, как бы тебе объяснить…
ИРА. Я понимаю. А где ты возьмешь деньги на аппаратуру?
ЛОПАТЕНКОВ. Может быть, поговорить с Борис Борисычем? Только надо доказать, что это дело серьезное, может быть, даже выгодное для него. Тогда он согласится.
ИРА. А как ты докажешь?
ЛОПАТЕНКОВ. Я попрошу журналиста, Сергея, чтобы он подтвердил, что я талантлив. Когда он выйдет из больницы, мы сходим с ним к Борис Борисычу. Как думаешь?
ИРА. Хорошая мысль… А еще Сергей может написать статью о тебе. Я отнесу Борис Борисовичу, чтобы он прочел.
ЛОПАТЕНКОВ. Ну да, да.
ИРА. Знаешь, я тоже тебе кое-что хочу сказать. У меня никогда никого не было, кроме тебя. Я всегда любила только тебя.
ЛОПАТЕНКОВ. Ира.
ИРА. Что?
ЛОПАТЕНКОВ. Помнишь, когда мы только поженились, ты предложила обвенчаться в церкви. А я тогда не хотел.
ИРА. А почему ты не хотел?
ЛОПАТЕНКОВ. Потому что это было модно. Только модно и все. Понимаешь?
ИРА. Кажется, понимаю. А почему ты сейчас об этом вспомнил?
ЛОПАТЕНКОВ. Давай обвенчаемся.
Пауза.
ИРА. Я согласна.
Удар железнодорожного колокола. Слышны голоса пассажиров. Голос репродуктора: "Внимание пассажиров, ожидающих поезда назначением на Москву. Поезд прибывает на первый путь, отсчет вагонов с головы поезда". Фонограмма поезда. Затемнение. Затем наступает полная тишина. (Должно быть ясно, что фонограмма оживленной железнодорожной станции всего лишь воспоминание).
ЗАНАВЕС
Москва, декабрь 1999 года.
НА СНИМКЕ: фото из спекткля "Красная глинка" Тамбовского Драматического театра.