АСТРА
В эпоху вектора и растра,
Когда без «цифры» никуда,
Тебя, пленительная астра,
Я снял без всякого труда.
Ты привлекла астральным ликом,
Малиновым оттенком стрел.
Привычно щёлкнул верный «Nikon»,
И я тебя запечатлел.
Потом, конечно, доработка
(Контраст, насыщенность и цвет),
И вот, нарядная красотка,
Ты резво вышла в интернет.
И сразу общее вниманье,
Ведь ты, как ни крути – звезда!
И славы лёгкое дыханье
Тебя овеяло тогда.
Но слава быстрая коварна,
И на фейсбучной полосе
Была ты сутки популярна,
Потом тебя забыли все.
Увы, так издавна ведётся,
И утешает лишь одно –
«Как наше» фото «отзовётся»,
Предугадать нам не дано.
БАБОЧКА И ЖУК
Июль отметился теплом,
Переходящим в зной,
И, как в теплице под стеклом,
Прогрелся шар земной.
И луг заброшенный сомлел
В районе старых дач,
Там на пикане жук сидел –
Коричневый усач.
Он там не просто так сидел
В июльский знойный жар,
Он на окрестности глядел
И сладкий пил нектар.
Нектаром снять пытался он
С души тяжёлый груз
И, как гусар былых времен,
Крутил роскошный ус.
Он был в искусствах корифей,
Философ и поэт,
И сквозь очки своих идей
Смотрел на белый свет.
– Я не глупец и не кретин,
Мир предо мной разверст,
Но до сих пор живу один,
Живу один как перст.
Я понял, что любовь главней,
Чем слава и почёт,
И с каждым годом всё сильней
Тоска меня гнетёт.
Так думал одинокий жук,
Коричневый усач,
Но бабочка явилась вдруг
На луг у старых дач.
На ней был жёлтый кардиган
С коричневой искрой.
Она взглянула на пикан,
Где наш сидел герой.
А он был парень ничего,
Неписанной красы,
Её с ума свели его
Гусарские усы.
Она спросила – Милый друг,
Могу ли я присесть?
И бабочке ответил жук
– Мадам, сочту за честь.
Пусть на дворе ужасный жар,
Ему нас не пронять,
Мы будем сладкий пить нектар,
И петь, и танцевать.
Она присела на пикан*,
Прекрасная зело.
Тут начался у них роман,
Ведь всё к тому вело.
И жук отныне не грустил,
И впредь не тосковал,
Нектар на пару сладкий пил,
И пел, и танцевал.
И стала жизнь его иной,
Чем до того была.
Как мало нужно нам порой,
Чтобы тоска прошла.
*Пикан - растение семейства зонтичных с пустым дутчатым стволом, употребляемое в пищу. В народе называется не ядовитый борщевик. Из ствола пикана делают дудки, отсюда и народное название, от слова пикать.
***
Возвращаюсь с дачи нашей
Ранней летнею порой,
Вижу – яблоня мне машет
Белой веткой, как рукой.
Сразу вспомнилось о прежнем,
Что обратно не придёт –
Наш генсек, товарищ Брежнев,
Так приветствовал народ.
Он стоял на возвышеньи,
Чуть заправленный вином,
И рука была в движеньи,
Словно школьный метроном.
Проходили демонстранты
В пёстрой яркости колонн,
И качались транспаранты,
Как хоругви тех времён.
Отрешённо и устало
Он смотрел колоннам вслед –
Ничего не предвещало
Ни войны, ни страшных бед.
И была в эпохе сила,
И бодряческий настрой,
Но она уже сходила
Прочь – со сцены мировой.
Был распад её запущен.
И в начале летних дней
Ветка яблони цветущей
Мне напомнила о ней.
***
Здесь была цветущая долина,
Мирно зрели персик и гранат,
И стояла старая машина,
Вроде как музейный экспонат.
Кто-то тронул скрытые пружины,
Зная, где ослабить, где нажать,
Завертелись шестерни машины,
И она пошла крушить и мять.
Чёрный прах погубленной долины
Заклубился, застя небосклон...
А задевший скрытые пружины
Вскоре был прилично награждён.
В этом деле всё же разобрались
Те, кто был главнее и мудрей,
Виноватых строго наказали
А машину спрятали в музей.
Но пока жива людская глупость,
И у власти тешится кретин,
Будет застилать небесный купол
Чёрный прах загубленных долин.
КОРОЛЬ И ЛУНА
Жил да был один король
Бонифар семнадцатый,
Что за здорово живёшь
Разорил страну.
Как-то в полночь он гулял,
Около двенадцати,
И заметил в небесах
Грустную луну:
– Эй ты, жёлтая луна,
Что глядишь невесело?
Как со свежего лимона,
Губы подвело.
Пред тобою сам король,
Ты же нос повесила,
Не менжуйся, улыбнись,
Осветли чело!
Но Селена предпочла
Сохранять молчание.
Что ей было до словес
Старого хрыча?
Лишь от глупости такой
Стала чуть печальнее.
И разгневанный король
Крикнул палача.
Тот подумал: «Бонифар
Видно, с жиру бесится…»,
Но пришёл, для храбрости
Выпив триста грамм,
И добрался до небес
По высокой лестнице,
И рассёк луну мечом
Точно пополам.
Исполнительность слуги
Короля расщедрила,
Живо вытащил дукат:
«Вот держи, балбес!»
А двуликая луна
Чуточку помедлила
И на площадь у дворца
Грохнулась с небес.
– То-то же, – сказал король. –
Даже и не спикала!
Знай же, конская моча,
Как шутить со мной!
И пошёл к себе домой,
Песенку мурлыкая,
И всё так же продолжал
Управлять страной.
И пока он управлял,
Раскрывая варежку,
Всё лежала на камнях
Гордая луна.
И сказал один поэт
Своему товарищу:
– Нюхом чую – без неё
Будет нам хана.
И товарищ тормознул
Мужика на лошади.
Тот всего один биткойн
За работу взял.
Закантарили в мешок
На дворцовой площади
Половину от луны,
Отвезли в подвал.
Там повесили её
На стекло оконное.
И в подвале сразу стало
Чисто и светло,
А вторую половину
Унесли влюблённые.
Им без вздохов под луной
Ох, как тяжело!..
МИЗАНТРОПЫ
Рядом с городом огромным,
Что вознёсся до небес,
Незначительным и скромным
Выглядит столетний лес.
Но заблудишься в два счёта
И лишишься живота –
Есть опасные болота
И дремучие места.
К ним ведёт глухая тропка –
Там, найдя себе приют,
Мизантроп и мизантропка
В чистом домике живут.
Европейскому Содому
Предпочли суровый лес
И к сообществу людскому
Потеряли интерес.
Даже мухи не обидят:
Спят, гуляют и едят.
Никого они не видят,
Да и видеть не хотят.
За высокую ограду
От чужих сокрылись глаз,
Лишь продукты раз в декаду
Им приносят под заказ.
Принесут и оставляют
На большом лесном пеньке,
И оплату забирают,
И уходят налегке.
И когда вокруг стихает
В тёплых тапках «шлёп» да «шлёп»,
Мизантропка выбегает,
А за нею мизантроп.
И продукты забирают
И «шлёп-шлёп» спешат домой,
И проворно исчезают
За оградой дощаной.
И, как пёс, всегда на страже,
Верный лязгает запор,
И о жизни их расскажет
Разве что дремучий бор.
НЕВСТРЕЧЕННОЙ
Ты, юная, по улицам гуляла,
И я по тем же улицам гулял,
И ты со мною встречи не искала.
И я с тобою встречи не искал.
Потом пять лет над книгами потела,
И я пять лет над книгами потел,
И ты со мной встречаться не хотела,
И я с тобой встречаться не хотел.
Так наши годы лучшие промчались,
Как годы обретений и потерь.
Мы в тех годах с тобой не повстречались,
И вряд ли повстречаемся теперь.
ОДА КУХНЕ
Мы снова здесь, в уютной этой кухне.
О, Боже мой, какой знакомый вид,
И даже если всё на свете рухнет,
Она всенепременно устоит.
Прошедший век был тягостным и грозным,
Она былые помнит времена.
Мы снова здесь, и за окном морозным
Лежит непокорённая страна.
Терялись мы среди её просторов,
Но наши вновь пересеклись пути.
Для кухонных приватных разговоров,
Конечно, лучше места не найти.
И время нам заглядывает в лица,
И зреет откровенный разговор,
И новая история творится,
И рвётся на тактический простор.
«ПОЛКОВНИКУ НИКТО НЕ ПИШЕТ»
Там, где дремлют кимберлиты
В котловинах межхребетных,
От шпионских глаз сокрытый
Гарнизон стоит ракетный.
Там могучий лес-кедровник
В небо прыскает озоном,
И командует полковник
Этим самым гарнизоном.
А в лесу цветёт шиповник,
Буйным цветом так и пышет.
Обижается полковник,
Что ему никто не пишет.
Без науки страсти нежной
Жизнь становится не люба,
И с нескромною надеждой
Смотрит он на стенку клуба.
Там, под старою афишей,
Он прибил почтовый ящик.
Зря ему никто не пишет.
Он полковник. Настоящий.
Размышляет дни и ночи
О доктрине оборонной
И имеет, между прочим,
Адрес почты электронной.
И, как майский кот по крыше,
Лазит он по Интернету,
Но ему никто не пишет.
Адрес есть, а писем нету.
И грустит суровый воин
Охорашивая китель.
Напишите, что вам стоит.
Я прошу вас, напишите.
***
Ты брела сквозь мрак и зло,
Ты от горестей устала,
Но однажды повезло –
Человека повстречала.
Он нечаянно возник
Под твоими небесами
И в какой-то краткий миг
Поддержал тебя глазами,
И по улице пустой
Зашагал неумолимо.
Закричала ты: – «Постой!
Я люблю тебя! Любимый!»
И одежд цветастый слой
Брошен был на спинку стула,
И потушен свет дневной.
Только время обмануло.
Промелькнуло год иль век,
То ли много, то ли мало,
И остался человек,
А любимого не стало.
Человек лежал с тобой,
Обнажён, как древний пращур,
Но повёрнута спиной
Ты была к нему всё чаще.
Человек спросил: – «Жена
Что же стало с тем, любимым?»
Но холодная спина
Оставалась недвижимой.
Человек покорно встал,
И одежду снял со стула,
И оделся, и пропал.
Ты вослед ему вздохнула.
И держалась на плаву
В злые осени и зимы,
Говорила: «Проживу.
Лучше так, чем с нелюбимым».
Монотонно дни текли…
И в тоскливые минуты
Совершала ты свои
Ежедневные маршруты –
Тротуар, дорога, сад,
Магазин, салон, аптека.
И, как много лет назад,
Повстречала человека.
Он нечаянно возник
Под твоими небесами
И в какой-то краткий миг
Поддержал тебя глазами.
Он тебя тотчас узнал
И, сурово брови сдвинув,
По асфальту зашагал.
Ты ему смотрела в спину...
И потух печальный взгляд
И теперь уже до века –
Тротуар, дорога, сад.
Магазин, салон, аптека.
***
Я придумал новое словечко,
У меня такая работёнка.
Я словечко вывел на крылечко,
Как выводят малого ребёнка.
Пусть словечко воздухом подышит,
Пусть большому солнцу удивится,
Пусть увидит как с весенней крыши
Падает весёлая водица.
На крылечке постояв немножко,
Подивясь на облако-колечко,
Мы пошли подтаявшей дорожкой,
Я, и вновь рождённое словечко.
Вслед капель апрельская звенела,
Выводила на шоссе дорожка,
И мою ладонь большую грела
Маленькая тёплая ладошка.
Мы в лесу сначала погуляли,
А потом отправились на речку.
Все, кого в пути мы повстречали,
Удивлялись новому словечку.